К 205-летию со дня рождения Михаила Лермонтова
Октябрь 11, 2019 в Книги, Культура, просмотров: 943
В середине октября 2019 года исполняется 205 лет со дня рождения одного из величайших поэтов — Михаила Юрьевича Лермонтова.
Каким был Лермонтов?.. Как он выглядел?.. У каждого из нас своё представление о нём, сложившееся, в большинстве случаев, благодаря не столько портретам, сколько живому читательскому воображению. Поэтому, конечно же, есть прямой смысл обратиться к свидетельствам современников Михаила Юрьевича (родственников, близких друзей, знакомых, сослуживцев).
Удивительное дело: вчитываясь в строки воспоминаний, мы убеждаемся, что и для современников он был разным! Причём, иной раз встречаются мнения и описания, совершенно противоположные одно другому.
По сведениям сотрудников Государственного Лермонтовского музея-заповедника «Тарханы», ни одно из воспоминаний не передаёт подлинный облик Лермонтова в точности. Он будто бы сокрылся в себе, не позволил в себя вглядеться. Возможно ли понять душу, толком не разглядев лица?..
Лицом к лицу лица не увидать?
С детских лет внешность Лермонтова не привлекала, а лишь обращала на себя внимание. Художник М.Е. Меликов вспоминал: «Приземистый, маленький ростом, с большой головой и бледным лицом, он обладал большими карими глазами, сила обаяния которых до сих пор остаётся для меня загадкой».
Вспоминая Лермонтова-ребёнка, современники «изображают его сосредоточенным и мечтательным, умеющим находить наслаждение в одиночестве и недовольным, когда что-нибудь отрывало его от уединённых прогулок». Ранняя потеря матери, вынужденная разлука с отцом — несомненно, всё это сказалось на характере и поведении Лермонтова.
Да, в детстве он не был одинок: рядом постоянно находилась любящая бабушка, родственники, верный и преданный «дядька», дворовые, обожавшие молодого барина. Но видели ли они переживания мальчика, могли ли понять его внутреннее состояние?
Покинув Тарханы, Лермонтов переезжает в Москву, где учится в Московском благородном пансионе при университете, а потом и в самом университете. Большинство из знакомых Лермонтова того периода упоминали его некрасивую фигуру: «… маленького роста, ноги колесом, очень плечист, немного сутуловат, имел большую голову, крупные черты лица, широкий и большой лоб». На что преподаватель пансиона А.З. Зиновьев возражал: «Ничего в нём не было неуклюжего: это был коренастый юноша, обещавший сильного и крепкого мужа в зрелых летах».
Лермонтов принадлежал к людям, которые не очаровывают с первого взгляда. Да и сам он говорил, что судьба, будто на смех, послала ему общую армейскую наружность. Даже о глазах Лермонтова, которые на всех портретах большие и выразительные, у каждого складывалось своё впечатление. Одни писали: «полные мысли», «прекрасные», «неподвижно-тёмные, которые не смеялись, когда он смеялся». Другие вспоминали «глаза небольшие, калмыцкие, но живые, с огнём, выразительные». К.А. Бороздин, юный почитатель поэта, встретившийся с Лермонтовым в 1841 году, запомнил «длинные щели, полные злости и ума», тяжёлый взгляд, «невольно приводивший в смущение того, на кого он смотрел долго», который мало кто мог вынести.
Многим знакомым Лермонтов казался «пустым, да ещё со злым сердцем». Почему «он был вовсе не симпатичная личность, и скорее отталкивающая, нежели привлекающая»?
Перечитывая воспоминания современников о Лермонтове, поневоле начинаешь думать, что речь идёт о двух совершенно разных людях: о некрасивом молодом человеке, отпускающем злые шутки, и о молодом «мужчине во цвете лет с пламенными, но грустными по выражению глазами, смотрящими приветливо, с душевной теплотой…» (из воспоминаний художника М.Е. Меликова).
Такая переменчивость внешности — одна из загадок Лермонтова. Мы знаем, как он относился к светскому обществу — считал его жестоким и пустым. Можно предположить, что среди людей света он закрывал свою душу и отчасти лицо, выражая холодность и отчуждённость. А иной раз, возможно, действительно злился и не хотел этого скрывать.
Подобные предположения подтверждает в своих воспоминаниях сотрудник журнала «Отечественные записки» И.И. Панаев: «Лермонтов как будто щеголял светскою пустотою, желая ещё примешивать к ней иногда что-то сатанинское: пронзительные взгляды, ядовитые шуточки и улыбочки».
Панаев пошёл дальше в своих рассуждениях и сделал вывод: «Большинство его знакомых состояло из людей…, которые схватывают только одни внешние явления… и произносят о человеке решительные и окончательные приговоры… Лермонтов был неизмеримо выше среды, окружавшей его».
И сам поэт писал М.А. Лопухиной: «Я самый несчастный из людей… я каждый день езжу на бал: я бросился в Большой свет: … я был в моде, меня разрывали на части… Тем не менее, я скучаю».
Под маской — лик прекрасный
Кто же мог разглядеть под духовным и душевным панцирем истинное лицо юноши? Ответ прост: большие таланты и очень близкие люди.
А.И. Герцен утверждал: «Он принадлежал к тем натурам …, творческий гений которых никогда не может полностью освободиться от личных переживаний, впечатлений, раздумий».
О том, что в Лермонтове было два человека, писал А.И. Васильчиков, секундант на последней дуэли Лермонтова: «Один добродушный для небольшого кружка ближайших своих друзей и для тех немногих лиц, к которым он имел особенное уважение, другой — заносчивый и задорный для всех прочих его знакомых».
Всего лишь две встречи с Лермонтовым было у И.С. Тургенева: на светском вечере и на маскараде в Благородном собрании, после которых писатель дал такую характеристику: «В наружности Лермонтова было что-то зловещее и трагическое; какой-то сумрачной и недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших и неподвижно-тёмных глаз. Их тяжёлый взор странно не согласовался с выражением почти детски нежных и выдававшихся губ. Вся его фигура, приземистая, кривоногая, с большой головой на сутулых широких плечах, возбуждала ощущение неприятное; но присущую мощь тотчас сознавал всякий… Внутренне Лермонтов, вероятно, скучал глубоко; он задыхался в тесной сфере, куда его втолкнула судьба. На бале дворянского собрания ему не давали покоя, беспрестанно приставали к нему, брали его за руки; одна маска сменялась другою, а он почти не сходил с места и молча слушал их писк, поочерёдно обращая на них свои сумрачные глаза. Мне тогда же почудилось, что я уловил на лице его прекрасное выражение поэтического творчества».
Вот так гений может увидеть, разглядеть и описать гения!
Он раскрывался перед теми и рядом с теми, кому доверял, кого любил, считал родственной душой.
Были в жизни Лермонтова моменты (по замечанию троюродного брата А.П. Шан-Гирея), когда он забывал о «драпировке, помогающей казаться интереснее», и снимал «маску, с помощью которой морочил головы молодым светским львицам». В такие моменты он «был виден весь».
Его друг Н.П. Раевский писал: «Любили мы его все. У многих сложился такой взгляд, что у него был тяжёлый, придирчивый характер. Ну, так это неправда; знать только нужно было, с какой стороны подойти. Особенным неженкой он не был, а пошлости, к которой он был необыкновенно чуток, в людях не терпел, но с людьми простыми и искренними и сам был прост и ласков».
Из воспоминаний публициста и философа Ю.Ф. Самарина: «Мы долго разговаривали. Он показывал мне свои рисунки. Воспоминания Кавказа его оживили… Его голос дрожал, он был готов прослезиться. Потом ему стало стыдно, и он пустился толковать, почему он был растроган, сваливая всё на нервы, расстроенные летним жаром».
Силу личности и дарования поэта почувствовал профессор медицины Иустин Евдокимович Дядьковский. После встречи с поэтом он восклицал: «Что за человек! Экой умница, а стихи его — музыка, но тоскующая».
А Виссарион Григорьевич Белинский! Не с первой встречи, но со второй он всё понял про Лермонтова и писал, что его восхищает «каждое его слово — он сам, вся его натура, во всей глубине и целости своей. Я с ним робок, меня давят такие целостные натуры, полные натуры, я перед ними благоговею и смиряюсь в сознании своего ничтожества…».
Любовь и месть
Отдельная история с женщинами. Испытав в юности разочарование и предательство (знаменитый цикл стихов, посвященный Н.Ф.И.), он наверняка защищался, отгораживался, прятался под маской равнодушия.
Пусть я кого-нибудь люблю:
Любовь не красит жизнь мою.
Она как чумное пятно
На сердце, жжёт, хотя темно;
Враждебной силою гоним,
Я тем живу, что смерть другим:
Живу — как неба властелин —
В прекрасном мире — но один.
Лермонтов с детских лет находился в женском обществе. «Оно непременно должно было иметь влияние на его впечатлительную натуру». Он понимал свою природную некрасивость и неуклюжесть и осознавал, что наружность «много значит при впечатлении, делаемом на женщин в обществе» (по воспоминаниям товарища Лермонтова по юнкерской школе А.М. Меринского).
О первой встрече с Лермонтовым В.И. Анненкова, дальняя родственница, рассказывала: «Он мне совсем не понравился. У него был злой и угрюмый вид, его небольшие чёрные глаза сверкали мрачным огнём, взгляд был таким же недобрым, как и улыбка. Он был мал ростом, коренаст и некрасив, но не так изысканно и очаровательно некрасив, как Пушкин, а некрасив очень грубо и несколько даже неблагородно… Он смерил меня с головы до ног уверенным и недоброжелательным взглядом. Он был жёлчным и нервным и имел вид злого ребёнка, избалованного, наполненного собой, упрямого и неприятного до последней степени».
Можно предположить, что Лермонтов и не хотел ей нравиться. К тому же, обстоятельства встречи не располагали к любезности. Поэт находился в лазарете юнкерской школы после неудачной попытки укротить необъезженную лошадь, был прикован к постели.
Но если хотел, Лермонтов мог добиться расположения дамы, о чём ярко свидетельствует история с Екатериной Сушковой.
В 16 лет он влюбился в восемнадцатилетнюю столичную барышню со «стройным станом, красивой, выразительной физиономией, чёрными глазами, сводившими многих с ума». Но Е.А. Сушкова подсмеивалась над «неуклюжим, косолапым мальчиком с красными, но умными, выразительными глазами, со вздёрнутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой». К моменту второй встречи в конце 1834 года, через 4 года после первой влюблённости Лермонтова, Е.А. Сушкова изменила своё отношение: «Он почти не переменился, возмужал немного, но не вырос и не похорошел…, но глаза его смотрели с большею уверенностью, нельзя было не смутиться, когда он устремлял их с какой-то неподвижностью».
Лермонтов так повёл себя, что вскоре Сушкова влюбилась в него! Она признавалась: «Лермонтов же поработил меня совершенно своей взыскательностью, своими капризами, он не молил, но требовал любви, он не преклонялся перед моей волей… беспрестанно терзал сомнением и насмешками».
«Я благоговела перед ним, удивлялась ему; гляжу, бывало, на него и не нагляжусь… Я была счастлива до бесконечности».
А Лермонтов в ответ: «Я ничего не имею против вас; что прошло, того не воротишь, да я ничего и не требую, словом, я вас больше не люблю, да, кажется, и никогда не любил».
Отомстил… И можно ли ставить это в упрёк 20-летнему юноше?..
Умные женщины умели увидеть внутреннюю красоту Лермонтова. Показательно в этом смысле отношение к поэту Е.П. Ростопчиной, кузины Е.А. Сушковой. Она знала о Лермонтове с юношеских лет и «не имела желания познакомиться с ним, так как он казался малосимпатичным». Но после встречи в феврале 1841 года, когда Лермонтов приехал с Кавказа в свой последний отпуск, графиня писала: «И двух дней было довольно, чтобы связать нас дружбой».
Лермонтов, по утверждению Е.П. Ростопчиной, был «душою общества молодых людей высшего круга…, был первым в беседах, в удовольствиях, в кутежах… Он забавлялся тем, что сводил с ума женщин, с целью потом их покидать и оставлять в тщетном ожидании; другая его забава была расстройство партий, находящихся в зачатке… Он старался доказать самому себе, что женщины могут его любить, несмотря на его малый рост и некрасивую наружность».
Александра Осиповна Смирнова, познакомившаяся с Лермонтовым у Карамзиных, говорила, что он вовсе не дерзкий человек, в чём его обвиняли, но что он свою природную застенчивость маскирует притворной дерзостью.
И на холсте пророческие очи
До нашего времени дошло 15 прижизненных изображений Лермонтова. Но ни один портрет, взятый отдельно, не даёт конкретное представление о наружности гениального поэта.
«Неуловимые черты» ускользали не только от мемуаристов, но и от кисти художников. М.Е. Меликов отмечал: «Я никогда не в состоянии был бы написать портрета Лермонтова при виде неправильностей в очертании его лица, и, по моему мнению, один только К.П. Брюллов совладал бы с такой задачей, так как он писал не портреты, а взгляды». Хотя сам Брюллов сказал однажды: «Я как художник всегда прилежно следил за проявлением способностей в чертах лица человека; но в Лермонтове я ничего не нашёл».
Одним из лучших считается портрет работы П. Заболотского (1837 год). Возможно, такое впечатление складывается из-за того, что художник был хорошо знаком с поэтом и запечатлел не только его внешний облик, но и своё теплое отношение к позирующему.
Особый интерес и безусловную ценность из дошедших до нас прижизненных изображений представляет автопортрет, написанный в 1837 году на Кавказе, во время первой ссылки за стихотворение на смерть Пушкина. Лермонтов изобразил себя в форме Нижегородского драгунского полка, в накинутой на плечи бурке, на фоне Кавказских гор, с характерным для него грустно-задумчивым взглядом.
Удачным изображением поэта считается и единственный профильный портрет, выполненный в июле 1840 года с натуры его однополчанином бароном Д.П. Паленом после боя на реке Валерик. По свидетельству современников, Лермонтов запечатлён действительно живым и непринуждённым.
Сохранившиеся прижизненные изображения Лермонтова, воспоминания современников, знавших его лично, помогают нам, потомкам, ярче представить внешность любимого поэта — до мельчайших подробностей, характеризующих его неповторимую индивидуальность.
…Наверняка, у каждого, кто читает эти строчки, есть свой Лермонтов. Но, может быть, теперь образ любимого поэта дополнится живыми, настоящими деталями и станет ещё более родным и любимым.
Источники:
http://tarhany.ru/museum/publikacii_o_muzee_press/2019_god/m_ju_lermontov_sila_obajanija