Поговорим о Шекспире, друзья.

А для начала давайте вспомним, что такое сонет.

Классический сонет (от провансальского слова, означающего «песенка») — это развивающее какой-то мотив — один мотив! — стихотворение, состоящее из четырнадцати строк. Два четверостишия, два трёхстишия. Или три четверостишия и одно двустишие с различными вариантами рифмовки.

Первые «сонетто» написали вслед за провансальцами итальянские стихотворцы XIII века. В форме сонета объяснялись в любви, обращались к городу и миру, к Богу и к человеку. Взлёт сонета был быстрым, бурным: он распространился во всей европейской поэзии, особенно французской и английской. Читаем у Пушкина — под эпиграфом из Уильяма Вордсворта «Scorn not the sonnet, critic» («Не презирай сонета, критик»):

Суровый Дант не презирал сонета;

В нём жар любви Петрарка изливал;

Игру его любил творец Макбета;

Им скорбну мысль Камоэнс облекал.

(«Сонет», 1830 г.)

«Творец Макбета» — Уильям Шекспир.

Потом Пушкин называет Камоэнса, собственно Вордсворта, Дельвига и «певца Литвы», то есть Мицкевича. Он характеризует размер сонета как «стеснённый», и определение это исключительно точное. «Стеснённость» заранее заданными рамками, не дающими эмоциям перехлёстывать через край, приводила то к чудесным удачам, то к очевидным поражениям. Есть сонеты, пылающие подобно факелу в ледяной оболочке. Есть, увы, только ледяная оболочка. Есть изящные упражнения в ученической тетрадке. Впрочем, как говорил английский поэт елизаветинской эпохи Филипп Сидни, предшественник Шекспира:

Стращать юнцов сонетом не пристало:

В нём бьётся дискант и басы звучат,

Амур хохочет, щёки пышут ало...

А горе — зимний, но его наряд.

(Сонет 70, перевод Г. Русакова)

Уильям Шекспир — автор 154 сонетов, написанных, примерно, между 1592 и 1598 годами, когда популярность сонета в Англии затмила другие формы лирической поэзии. Отдельным изданием сонеты Шекспира впервые вышли в 1609 году. Из приведённой выше пушкинской строки о Шекспире, необычайно точной, ясно: не сонеты были главным в его творчестве. Главное — драмы (упомянутый «Макбет»), а сонеты — как бы любимая игра. Кстати, когда речь идёт о Шекспире, к слову «игра» отношение особенное: играет-то Бог («творец Макбета»). Сонеты — ключ, которым он отпирает своё сердце. Здесь уместно вспомнить, что говорил о Шекспире Гёте, бесконечно почитавший его и смотревший на Шекспира снизу вверх — как на существо высшего порядка:

— Нет, кажется, ничего в человеческой жизни, о чём бы он умолчал, чего бы не воссоздал! И с какой лёгкостью и свободой! Трудно говорить о Шекспире, все разговоры оказываются какими-то несостоятельными... Он слишком богат, слишком могуч...

И ещё:

— Шекспир в серебряных чашах подаёт нам золотые яблоки. Изучая его творения, и мы наконец получаем серебряные чаши, но кладём в них одну картошку...

Сонеты Шекспира — вершина английской лирики эпохи Возрождения. По мнению литературоведов, они неравноценны: некоторые из них продиктованы не столько живым чувством, сколько данью традиции. Но не таков знаменитый 66-й сонет:

Измучась всем, я умереть хочу.

Тоска смотреть, как мается бедняк,

И как шутя живётся богачу,

И доверять, и попадать впросак,

И наблюдать, как наглость лезет в свет,

И честь девичья катится ко дну,

И знать, что ходу совершенствам нет,

И видеть мощь у немощи в плену,

И вспоминать, что мысли заткнут рот,

И разум сносит глупости хулу,

И прямодушье простотой слывёт,

И доброта прислуживает злу.

Измучась всем, не стал бы жить и дня,

Да другу трудно будет без меня.

(перевод Б. Пастернака)

Мы слышим голос человека, переживающего самую горькую свою минуту. Он прямо говорит, что хочет умереть. Почему? Не по личным причинам. Не потому, что он болен смертельной болезнью, исстрадался от зависти к чужому таланту или не может жить из-за предательства возлюбленной. Он отторгает жизнь по причине невозможности жить в мире, где царит общественный хаос, грубый произвол.

«Измучась всем...» Всё — это и социальное неравенство, и обманутое доверие, и оскорбление прямодушия и доброты, и унижение женщины, и то, что высокий творческий дар лишён поприща, и то, что «мысли заткнут рот». (Предполагается, что здесь Шекспир клеймил ужесточившуюся государственную цензуру и преследование театров).

«Измучась всем...» Растущая беспринципность жизни, когда общее благо приносится в жертву благу личному, и та лёгкость, с которой попираются права другого человека и нарушаются свои священные обязанности, создают необыкновенную сложность восприятия окружающего мира. Эта сложность и запутанность людских отношений с каждым десятилетием становится всё более и более угрожающей, делая жизнь всё более и более невыносимой и затягивая воображаемые узлы всё туже и туже... «Тоска смотреть, как мается бедняк, и как шутя живётся богачу, и доверять, и попадать впросак...»

Но, оказывается, есть причина, заставляющая примириться с постылой жизнью. И — как раз личная.

Конфликт, описанный в 66-м сонете, общечеловеческий. По-своему, он понятен каждому. Всякий в какой-то момент — иногда в ранней юности — переживал крушение иллюзий, обиду на весь людской род, жестокое разочарование в жизни. Очень хотел умереть. Но — решил жить.

Расстаться с самой ненавистной, ужасной жизнью непросто. 66-й сонет Шекспира — гимн человеческому жизнелюбию. Величие шекспировской натуры выявилось в том, чем именно он оправдывает своё решение жить: с его уходом в мир иной «другу трудно будет». Преданность другому живущему человеку, такому же огорчённому и растерянному, — вот опора его жизнелюбия.

«Живите», — говорит нам великий Учитель.

«Живите, потому что ваша жизнь очень нужна вашим близким».

Исследователи давно заметили, что 66-й сонет перекликается с другими произведениями Шекспира. Тот же вопрос, например, решает героиня поэмы «Лукреция»:

Да, совершенства в этом мире нет,

Во всём чистейшем есть нечистый след!

... Умрёт больной, покуда врач храпит.

Сиротка плачет, враг её ликует.

Пирует суд, вдова в слезах молчит,

На травле граф, а в сёлах мор лютует...

... Что лучше — умереть иль жить на свете...

(перевод В. Томашевского)

Этот же вопрос решает и Гамлет в знаменитом монологе «Быть или не быть». Замыслившего умереть останавливает неизвестность бытия за гробом, думает Гамлет.

Быть или не быть, вот в чём вопрос. Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ними? Умереть. Забыться.

И знать, что этим обрываешь цепь

Сердечных мук и тысячи лишений,

Присущих телу. Это ли не цель

Желанная? Скончаться. Сном забыться.

Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.

Какие сны в том смертном сне приснятся,

Когда покров земного чувства снят?

Вот в чём разгадка. Вот что удлиняет

Несчастьям нашим жизнь на столько лет.

А то кто снёс бы униженья века,

Неправду угнетателей, вельмож

Заносчивость, отринутое чувство,

Нескорый суд и более всего

Насмешки недостойных над достойным,

Когда так просто сводит все концы

Удар кинжала! Кто бы согласился,

Кряхтя, под ношей жизненной плестись,

Когда бы неизвестность после смерти,

Боязнь страны, откуда ни один

Не возвращался, не склоняла воли

Мириться лучше со знакомым злом,

Чем бегством к незнакомому стремиться!

Так всех нас в трусов превращает мысль,

И вянет, как цветок, решимость наша

В бесплодье умственного тупика,

Так погибают замыслы с размахом,

В начале обещавшие успех,

От долгих отлагательств. Но довольно!

Офелия! О радость! Помяни

Мои грехи в своих молитвах, нимфа.

(«Гамлет», перевод Б. Пастернака)

Может быть, 66-й сонет — тоже монолог Гамлета, только по неизвестным причинам не вошедший в трагедию?

Кроме перевода Бориса Пастернака, есть и другие. Приведём для сравнения их последние двустишия:

Хотел бы умереть, но друга моего

Мне в этом мире жаль оставить одного.

(В. Бенедиктов, XIX век)

Вот вариант Самуила Маршака:

Всё мерзостно, что вижу я вокруг...

Но как тебя покинуть, милый друг!

Вот полный вариант перевода Николая Голя:

Не жить, не видеть, вечным сном заснуть:
Величье побирается под дверью,
И низость ввысь прокладывает путь,
И вера ложью ввергнута в безверье,
И почести бесчестью воздают,
И честь девичья пущена по кругу,
И перед правдой прав неправый суд,
И услуженье ставится в заслугу,
И вздор диктует истины уму,
И власть уста замкнула златоусту,
И свет доверья обращён во тьму,
И свято место оказалось пусто...
Не жить, не видеть, сжечь бы все мосты,
Да пропади всё пропадом! Но ты...

Также широко известен перевод Владимира Орла:

Я смерть зову. Я до смерти устал -
От гордости, идущей в приживалки,
От пустоты, занявшей пьедестал,
От вымученной веры из-под палки,
От срама орденов и галунов,
От женщин — тех, что смолоду пропали,
От силы под пятою болтунов,
От мудрого величия в опале,
От вдохновения исподтишка,
От простоты, в которой нету прока,
От знания в руках у дурака,
От доброты в подручных у порока...
Я так устал.. Но если смерть приму,
Куда тебе деваться одному?

Все эти переводы уступают пастернаковскому. Пластичный, верный, свободный... Пастернак осуществил его, примерно, в начале 1938 года. Что это было за время, сегодня известно. Летом 1937 года Борис Леонидович отказался поставить свою подпись под требованием расстрела Маршала Советского Союза Михаила Тухачевского и командарма Иона Якира. В августе того же года узнал о самоубийстве своего друга — грузинского поэта Паоло Яшвили и писал его вдове: «Существование моё обесценено...» Вскоре Пастернак стал переводить «Гамлета», заглушая «нестерпимый стыд и горе от того, что совершалось вокруг».

Так, через века и пространство отозвались друг другу два Поэта — английский и русский. «Измучась всем, не стал бы жить и дня, да другу трудно будет без меня»...

Маргарита Серебрянская,

председатель Общественного Союза «Совесть»

Источники:

http://mustran.ru/2014/work/655

https://www.culture.ru/poems/13864/byt-ili-ne-byt-monolog-gamleta

материалы статей В. Приходько из архива журнала «Пионер», 1990 г.