В литературных кругах «великим пятикнижием» принято называть неофициальный цикл из пяти самых масштабных романов Фёдора Михайловича Достоевского. Эти романы были написаны один за другим: «Преступление и наказание» (1866 г.), «Идиот» (1867-1869 гг.), «Бесы» (1871-1872 гг.), «Подросток» (1875 г.), «Братья Карамазовы» (1879-1880 гг.).

Здесь очевидна литературная аллюзия: в определении «великое пятикнижие Достоевского» просматривается связь с «Пятикнижием Моисея», то есть с пятью первыми книгами Библии евреев и христиан, лежащими в основе Ветхого Завета (Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие). Согласно традиционному взгляду, «Пятикнижие» представляет собой единый документ Божественного Откровения, от начала и до конца записанный самим пророком Моисеем в странствиях еврейского народа по пустыне. Исключением являются последние восемь стихов Второзакония (где рассказывается о смерти Моисея), относительно которых существует два мнения: первое — и эти стихи также в положенное время были продиктованы Богом и записаны Моисеем; второе — они были записаны преемником Моисея, Иисусом Навином.

В гениальном русском прозаике Фёдоре Михайловиче Достоевском искра божья вспыхнула таким ярким пламенем, что почти невозможно поверить в написание упомянутых пяти романов рукой человека. Кажется, они также были продиктованы некоей Высшей Сущностью.

Мировое учёное сообщество сходится во мнении, объявляя русского классика Достоевского литературным пророком, несущим человечеству Вышнюю Весть.

Роман «Преступление и наказание» (1866 г.).

В феврале 1865 года, через несколько месяцев после смерти Михаила Михайловича Достоевского, талантливого переводчика и драматурга, прекратилось издание журнала «Эпоха», который братья Достоевские выпускали вместе. Взяв на себя ответственность за долговые обязательства «Эпохи» и испытывая серьёзные финансовые затруднения, Фёдор Михайлович вынужден был согласиться на кабальные условия договора с известным издателем Ф.Т. Стелловским по публикации собрания сочинений. Началась работа над социально-психологическим и социально-философским романом «Преступление и наказание» — первым романом будущего «великого пятикнижия».

С 1865 по 1870 год Фёдор Стелловский издавал полное по тем временам собрание сочинений Достоевского в четырёх томах. Создание «Преступления и наказания» началось в августе 1865 года за границей. Сохранился черновик письма писателя от 10-15 сентября 1865 года публицисту Михаилу Каткову с изложением сюжета почти законченной повести и предложением её публикации в журнале «Русский вестник». Катков отослал аванс Достоевскому в Висбаден. В том письме Достоевский подробно описывал содержание и главную идею повести: «психологический отчёт одного преступления» молодого человека, исключённого из университета студента, живущего в крайней бедности, который «по легкомыслию и по шатости в понятиях поддался некоторым странным „недоконченным“ идеям». «Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты», чтобы сделать счастливыми мать и сестру. Потом он мог бы окончить университет, уехать за границу и «всю жизнь быть честным, твёрдым, неуклонным в исполнении „гуманного долга к человечеству“».

«Тут-то и развёртывается весь психологический процесс преступления. Неразрешимые вопросы восстают перед убийцею, неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Божья правда, земной закон берёт своё, и он кончает тем, что принуждён сам на себя донести. Принуждён, чтобы хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям; чувство разомкнутости и разъединённости с человечеством, которое он ощутил тотчас же по совершении преступления, замучило его. Закон правды и человеческая природа взяли своё, убили убеждения, даже без сопротивления. Преступник сам решает принять муки, чтоб искупить своё дело».

Изложенный в письме Каткову сюжет стал синтезом ранних неосуществлённых замыслов писателя. В письме семипалатинскому другу, барону А. Е. Врангелю от 28 сентября 1865 года Достоевский сообщал: «...Повесть, которую я пишу теперь, будет, может быть, лучше всего, что я написал, если дадут мне время её окончить».

В начале ноября, после возвращения в Петербург из-за границы, Достоевский продолжил работу над «Преступлением и наказанием», вскоре разросшимся в роман. В письме из Петербурга А. Е. Врангелю от 18 февраля 1866 года Достоевский писал: «В конце ноября было много написано и готово; я всё сжег; теперь в этом можно признаться. Мне не понравилось самому. Новая форма, новый план меня увлёк, и я начал сызнова». В повести рассказ шёл от первого лица. В роман был добавлен социальный фон — линия бедствующего чиновника Мармеладова из незавершённого романа «Пьяненькие», а герой, поначалу именуемый Василием и Васюком, получил имя Родион Раскольников. Повествование велось от лица автора для придания достоверности описанию напряжённой внутренней жизни главного персонажа. Новый, существенно переработанный и расширенный вариант романа «Преступление и наказание», опубликованный в журнале «Русский вестник» за 1866 год, в целом, создавался с декабря 1865 года по декабрь 1866 года. Первые главы отсылались Михаилу Каткову прямо в набор, последующие печатались из номера в номер.

Выход произведения в свет вызвал в литературном сообществе бурную полемику. Отзывы рецензентов варьировались в диапазоне от полного неприятия до острого восторга. С фундаментальным анализом произведения выступали такие «титаны» мысли, как самобытный философ и публицист Николай Страхов, величайший русский критик-шестидесятник Дмитрий Писарев, писатель Николай Ахшарумов. Огромная дискуссия развернулась в прессе вокруг образа главного героя. Журналист Алексей Суворин разместил в газете «Русский инвалид» статью, в которой назвал Раскольникова «нервной, повихнувшейся натурой». Публицист газеты «Гласный суд» увидел в размышлениях и поступках Родиона Романовича «все признаки белой горячки». Журнал «Дело» отмечал, что «нет ничего удивительного в том, что Раскольников, утомлённый мелкою и неудачною борьбою за существование, впал в изнурительную апатию».

Сам Фёдор Михайлович сообщал, что наиболее близким ему по взглядам оказался Николай Страхов, напечатавший в «Отечественных записках» большую статью «Наша изящная словесность», в которой категорически отвергал грубые предположения о сумасшествии Раскольникова, а также указывал, что Родион Романович, наряду с тургеневским Евгением Базаровым («Отцы и дети»), представляет собой тип «нового нигилиста»: «Раскольников есть истинно русский человек именно в том, что он дошёл до конца, до края той дороги, на которую его завёл заблудший ум. Эта черта русских людей, черта чрезвычайной серьёзности, как бы религиозности, с которой они предаются своим идеям, есть причина многих наших бед».

В 1880-х годах «Преступление и наказание» перевели на все основные европейские языки; во французской, итальянской, немецкой литературе стали появляться так называемые романы-"спутники«, продолжавшие развитие темы, заданной Фёдором Достоевским. Первая зарубежная сценическая версия была представлена в 1888 году в Париже. Впоследствии роман был многократно инсценирован и экранизирован.

Роман «Идиот» (1867-1869 гг.)

Роман «Идиот», которому суждено было впоследствии стать вторым произведением в цикле «великого пятикнижия», был написан за границей. Работу над ним Достоевский начал в сентябре 1867 года в Женеве, продолжал там же до конца мая 1868 года, затем писал его в швейцарском Веве и в Милане, а закончил во Флоренции в январе 1869 года. Произведение было опубликовано в номерах журнала «Русский вестник» за 1868-1869 годы.

Основную идею романа писатель изложил в письме из Женевы к А. Н. Майкову: «Давно уже мучила меня одна мысль, но я боялся из неё сделать роман, потому что мысль слишком трудная и я к ней не приготовлен, хотя мысль вполне соблазнительная и я люблю её. Идея эта — изобразить вполне прекрасного человека. Труднее этого, по-моему, быть ничего не может, в наше время особенно».

По содержанию, из швейцарской клиники в Россию возвращается страдающий эпилепсией князь Мышкин. Это человек поразительной доброты и кротости. Он тонкий психолог, умеет разговориться с любым собеседником и в каждом видит гораздо больше, чем иные окружающие люди. В Петербурге у князя завязываются отношения с купцом Парфёном Рогожиным, роковой красавицей Настасьей Барашковой, с прогрессивной барышней Аглаей Епанчиной. Со «странным» князем Мышкиным сталкиваются надменные генералы и попрошайки, купцы и нищие аристократы — и каждый проявляет себя самым неожиданным образом, меняется, раскрывается по-новому. Жулики и лгуны оказываются глубоко несчастными людьми, пьяницы и ничтожные горлопаны — наиболее униженными и оскорблёнными членами общества. Однако эти преображения не могут окончательно изменить описанных героев. Они остаются теми, кем и были, а главный герой неизбежно приходит к плачевной развязке своей судьбы...

Отличительная черта романа — его театральность. Произведение почти полностью состоит из диалогов, авторский текст представляет собой очень подробные описания персонажей и мест действия. Театральна и композиция романа: он, фактически, разбит на сцены, места действия сменяются крайне неспешно, а все события первой части — от знакомства Мышкина с Рогожиным в поезде до бегства Настасьи Филипповны с тем же Рогожиным — происходят в течение одних суток. Михаил Бахтин эту диалогичность «Идиота» считал признаком жанра, который он называл мениппеей. Суть мениппеи в том, чтобы создавать «исключительные ситуации для провоцирования и испытания философской идеи — слова, правды, воплощённой в образе мудреца, искателя этой правды».

Слово «идиот», вынесенное в название романа, имеет у Достоевского три очень разных, даже взаимоисключающих толкования. Самое очевидное — бытовое: «дурачок». В этом смысле слово используется в тексте: идиотом называет себя сам Мышкин, в гневе так называют его и Ганя Иволгин, И Настасья Филипповна, и Аглая Епанчина. Другое значение слова — медицинское. Идиотия как диагноз — наиболее тяжёлая форма олигофрении, которая характеризуется отсутствием психических реакций и речи. В этом смысле Мышкин становится идиотом в финале, после убийства Настасьи Филипповны. Вылечить идиотию до такой степени, чтобы пациент вновь обрёл все утраченные навыки, невозможно. И, наконец, третье значение термина — архаическое, не использующееся в современном языке. В Древней Греции идиотом называли человека, закрыто живущего частной жизнью и не принимающего участия в собраниях общества, в спорах и широком общении. Этому определению князь Мышкин соответствует: он хотя и спорит с обществом, и активно проповедует, однако существует отдельно, на своей орбите. Литературовед Михаил Михайлович Бахтин пишет, что «Мышкин — в особом, высшем смысле — не занимает никакого положения в жизни, которое могло бы определить его поведение и ограничить его чистую человечность. С точки зрения обычной жизненной логики всё поведение и все переживания князя Мышкина являются неуместными и крайне эксцентричными». В качестве примеров такого «идиотизма» Бахтин приводит два красноречивых эпизода романа: попытку совместить две любви, к Аглае Епанчиной и к Настасье Филипповне, и нежные, братские чувства к Рогожину, которые доходят до своей высшей точки после убийства Настасьи Филипповны. Именно в таком значении парадоксального или, как определяет Бахтин, карнавализирующего персонажа и нужно понимать название романа.

После выхода «Идиота» к широкой публике стали появляться колкие отзывы. Николай Лесков, которому приписывают авторство анонимной рецензии, опубликованной в «Вечерней газете», писал, что «Мышкин — идиот, как его называют многие; человек крайне ненормально развитый духовно, человек с болезненно развитою рефлексиею, у которого две крайности, наивная непосредственность и глубокий психологический анализ, слиты вместе, не противореча друг другу...» Сатирик Дмитрий Минаев отозвался на публикацию «Идиота» эпиграммой:

У тебя, бедняк, в кармане

Грош в почёте — и в большом,

А в затейливом романе

Миллионы нипочём.

Холод терпим мы, славяне,

В доме месяц не один.

А в причудливом романе

Топят деньгами камин.

От Невы и до Кубани

Идиотов жалок век,

«Идиот» же в том романе

Самый умный человек.

«Идиот» — одно из наиболее сложных для прочтения произведений Достоевского. Трагичность романа заключается в том, что высоко добродетельному «Князю-Христу» (Льву Николаевичу Мышкину — любимому герою писателя) попытками вмешательства в судьбы других персонажей никого не удаётся осчастливить, не удаётся победить враждебные силы, жертвой которых, в конце концов, становится и он сам, потеряв рассудок.

Роман «Бесы» (1871-1872 гг.)

«И приплыли в страну Гадаринскую, лежащую против Галилеи. Когда же вышел Он на берег, встретил Его один человек из города, одержимый бесами с давнего времени, и в одежду не одевавшийся, и живший не в доме, а в гробах. Он, увидев Иисуса, вскричал, пал пред Ним и громким голосом сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? Умоляю Тебя, не мучь меня. Ибо Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека, потому что он долгое время мучил его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни. Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, — потому что много бесов вошло в него. И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну. Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро, и потонуло» (Евангелие от Луки, 8:26)

В 1869 году Достоевский обращается к своей тёще с просьбой уговорить шурина, Ивана Григорьевича Сниткина, брата жены, непременно приехать к ним в Дрезден погостить. Получая российские газеты и письма друзей, Фёдор Михайлович приходит к выводу, что вскоре в Петровской земледельческой академии, где учится шурин, произойдут серьёзные беспорядки. Достоевский искренне хочет уберечь молодого и пока ещё совсем неопытного человека от беды. Сниткин приезжает. Достоевский часами беседует с шурином; Иван Григорьевич увлечённо рассказывает о том, что происходит в Москве, о новых философских течениях, но более всего — об Иване Ивановиче Иванове, студенте, своём хорошем знакомом, который одно время состоял в социалистическом кружке, однако отчего-то резко поменял свои убеждения и покинул упомянутый кружок.

Этот Иванов принял большое участие в судьбе Сниткина. Узнав о приглашении Достоевских, он выхлопотал ему разрешение прервать занятия в академии, помог с загранпаспортом и проводил Сниткина на вокзал. Иван Григорьевич принялся писать Иванову письма, но они почему-то оставались без ответа. Пришёл ответ лишь в конце ноября: по сообщению «Московских ведомостей», в Петровском парке, в пруду, подо льдом было обнаружено окровавленное мёртвое тело. При опознании выяснилось, что убитым оказался слушатель Петровской академии, студент Иван Иванович Иванов.

Имя организатора преступления появилось в газетах через месяц. Вначале его назвали только виновником студенческих волнений, но уже спустя несколько дней — убийцей. Кровью отступника Сергей Нечаев решил сплотить свою социалистическую ячейку «Народная расправа», составленную им в 1869 году. Чуть позже Россия прочитает главный памятник его литературного творчества: «Катехизис революционера». Текст этого наставления был зашифрован и не предназначался для широкого распространения. Однако он оказал колоссальное влияние на все последующие революционные движения, включая большевизм.

«Катехизис революционера» состоит из четырёх разделов, разбитых на параграфы: отношение революционера к самому себе; отношение революционера к товарищам по революции; отношение революционера к обществу; отношение товарищества к народу. «Наше дело — страшное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение», — писал Нечаев. В частности, в разделе «Катехизиса революционера» под заголовком «Отношение революционера к обществу» есть такие строки: «Революционер вступает в государственный, сословный, так называемый образованный мир и живёт в нём только с верою в его полнейшее скорейшее разрушение. Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире. Он не должен останавливаться перед истреблением положения, отношения или какого-либо человека, принадлежащего к этому миру. Все и вся должны быть ему равно ненавистны. Тем хуже для него, если у него есть в нём родственные, дружеские или любовные отношения; он не революционер, если они могут остановить его руку».

Своеобразную интерпретацию «Катехизиса» выдаёт Пётр Верховенский, один из центральных персонажей романа «Бесы»: «Мы проникнем в самый народ... Наши не те только, которые режут и жгут, да делают классические выстрелы да кусаются. Я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв и, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтобы испытать ощущения, уже наши, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают!.. Везде тщеславие размеров непомерных, аппетит зверский, неслыханный... Знаете ли, сколько мы одними готовыми идейками возьмём? ...Уже преступление не помешательство, а именно здравый-то смысл и есть, почти долг, по крайней мере, благородный протест. «Ну как развитому убийце не убить, если ему денег надо!» Русский бог уже спасовал пред «дешёвкой». Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты, а на судах: «двести розог, или тащи водки ведро». О, дайте, дайте, взрасти поколению. Жаль только, что некогда ждать, а то пусть бы они ещё попьянее стали! Ах, как жаль, что нет пролетариев! Но будут, будут, к этому идёт... Одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь — вот чего надо! А тут ещё «свеженькой кровушки», чтобы попривык... В русском народе до сих пор не было цинизма, хоть он и ругался скверными словами... Надо, чтоб и народ уверовал, что мы знаем, чего хотим, а что те только «машут дубиной и бьют по своим». Эх, кабы время! Одна беда — времени нет. Мы провозгласим разрушение... Надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Тут каждая шелудивая «кучка» пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да ещё за честь благодарны останутся. И начнётся смута! Раскачка такая пойдёт, какой ещё мир не видал... Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам...«

Смута, безверие, слепой варварский бунт очевидно стали болезнью государства. Заражена была не только столица, а и самая что ни на есть патриархальная Русь. В среде русских интеллигентов, разночинцев и прочих расцветает террористическое и радикальное движение. Небывалое явление в политической жизни страны получает определение — «Нечаевщина».

Московские события потрясли Достоевского. Он начинает писать свой новый роман уже в первых числах января 1870 года. Фактологическую основу составили политические предпосылки, организационные принципы радикального общества «Народная расправа», особенности личности Сергея Нечаева, подробности его подпольной деятельности, обстоятельства идеологического убийства Ивана Иванова, послужившего прототипом для персонажа «Бесов» Ивана Шатова. Достоевскому представлялось важным не только раскрыть содержание и смысл нашумевшего события, но и выявить его подоплёку, определить почву, питающую подобную идейную практику.

Убийство студента воскресило в сознании писателя воспоминания молодости, когда в кружке Петрашевского он сам увлекался теориями утопического социализма и, по собственному признанию, внутренне был готов на подобный поступок: «Нечаевым я не мог бы сделаться никогда, но Нечаевцем, не ручаюсь, может, и мог бы... В дни моей юности».

Художественный замысел романа, по выражению самого Фёдора Михайловича, состоял в следующем: «Я хотел поставить вопрос, и сколько возможно яснее, в форме романа дать на него ответ: каким образом в нашем переходном и удивительном современном обществе возможны не Нечаев, а Нечаевы, и каким образом может случиться, что эти Нечаевы набирают себе под конец нечаевцев».

Идейно-художественный замысел «Бесов» требовал такого изображения единичного события, чтобы в нём отразились основные тенденции бытия современного общества, раскрылись связи настоящего с будущим, проявились бы отчётливые переходы высокого в низкое, извращённое и растленное.

Фёдор Михайлович подчёркивал, что в его произведении нет реальных фотографических портретов и буквального воспроизведения нечаевской истории. Ему необходимо было создать литературный тип псевдореволюционера, который мог нисколько не походить на Сергея Нечаева, однако должен был вполне соответствовать совершённому злодейству и будущим злодейским замыслам под видом активной деятельности «на благо народной революции». В образе Петра Верховенского и его сообщников по революционной «пятёрке», в их мыслях и действиях концентрированно и выпукло проявляется истинный облик и реальные мотивы поведения мнимых борцов «за справедливое переустройство общества». Достоевский показывает, каким ужасным бумерангом может вернуться и возвращается нигилистическое стремление уничтожить социальные формы и установления, через которые из века в век, от поколения к поколению передавались общественные ценности, морально-нравственные идеалы, традиции. Воинствующее безверие, отсутствие семейного очага и главного занятия, поверхностное образование, незнание народа и его истории — эти духовно-психологические предпосылки развращающе действуют на душу и формируют «ум без почвы и без связей — без нации и без необходимого дела».

Роман «Подросток» (1875 г.).

Четвёртый роман своего «великого пятикнижия» Достоевский, по просьбе Н.А. Некрасова, предоставил для публикации журналу «Отечественные записки». На его страницах роман и выходил на протяжении 1875 года.

Главному герою романа — Аркадию Долгорукому — девятнадцать лет. Автор называет его Подростком. Именно так воспринимают его и все действующие лица. В черновиках к роману Аркадий произносит: «Все считают меня подростком». Он искренне возражает против этого: «Какой я подросток! Разве растут в девятнадцать лет?», и одновременно апеллирует к «сану юности незащищённого подростка». Незаконнорождённый Аркадий оказывается в обстоятельствах, которые делают проблему жизненного выбора неизбежной и полной возможностей. Возможности — в его юности, незавершённости процесса становления, а неизбежность — в том состоянии уже начавшегося распада его личности, морального и психического, который отмечает критическая сторона сознания самого героя. Неизбежность и в авторской предрешённости.

Девятнадцатилетний возраст Аркадия в период описываемых им событий подчёркивается Достоевским уже в первых набросках к роману. Существенно при этом, что, соотнося понятие «подросток» с девятнадцатью годами героя, автор отмечает несоответствие между его возрастом и традиционным толкованием возрастных границ этого определения. «Я бы назвал его подростком, если бы не минуло ему 19-ти лет». Обосновывая для себя право называть героя «подростком», Достоевский продолжает: «В самом деле, растут ли после 19 лет?», как бы споря со своим героем, и отвечает: «Ну, если не физически, так нравственно». Характерно и следующее замечание Достоевского: «То, что его так запросто выписали, выслав ему деньги из Москвы, тётки, объясняется его 19-ю годами: и церемониться нечего, и разговаривать не стоит».

Замысел романа оформлялся в период редакторской работы писателя в журнале «Гражданин» и был связан как с опубликованными там публицистическими выступлениями, предшествующими неосуществлёнными планами, так и с некоторыми ранними произведениями («Двойник», «Маленький герой», «Записки из подполья») и зрелыми романами («Идиот», «Бесы»). Наряду с многими протагонистами романов «великого пятикнижия» главный герой «Подростка» — носитель идеи. На этом основании «Преступление и наказание», «Идиота», «Бесов», «Подростка» и «Братьев Карамазовых» литературоведы называют идеологическими романами (термин впервые употребил Б.М. Энгельгардт).

19-летний Аркадий Долгорукий пытается воплотить «идею Ротшильда»: «цель не богатство материальное, а могущество великодушия, чтобы, чувствуя свою силу, помочь в бескорыстии любому незнакомому, и даже — тайно». При этом главным в произведении Достоевский считал не проверку «идеи» Долгорукого на прочность, а поиск им идеала. Наряду с темой «отцов и детей», отражённой в «Бесах», на первый план выходит тема воспитания подростка, поэтому литературоведы причисляют произведение к жанру романа воспитания. В конце «Записок» (своего рода покаянной исповеди) герой пишет о неузнаваемом изменении «идеи Ротшильда»: «...Но эта новая жизнь, этот новый, открывшийся передо мною путь и есть моя же „идея“, та самая, что и прежде, но уже совершенно в ином виде, так что её уже и узнать нельзя».

Роман «Братья Карамазовы» (1879-1880 гг.).

Это заключительный роман «великого пятикнижия» Фёдора Михайловича Достоевского. В итоговом произведении по-новому повторились многие мотивы, сюжеты, образы его предыдущих сочинений. К созданию «Братьев Карамазовых» писатель, по сути, шёл всю жизнь. Здесь поставлены коренные проблемы человеческого бытия: вопрос о смысле жизни каждого человека и обобщённой истории человечества, вопрос о нравственных основах и духовных опорах существования людей. Эта книга созревала на национальной ниве, складывалась на почве общих исканий философско-религиозной и художественно-гуманистической мысли и знаменует новый этап в её развитии: стремление сблизить, свести воедино науку и религию, философию и сердечную веру. Это стремление отчётливо проявилось в те же годы в деятельности Владимира Соловьёва, в его «Чтениях о Богочеловеке», послуживших одним из стимулов к работе Достоевского над его последним романом. Вместе с тем «Братья Карамазовы» опираются на длительную европейскую литературную традицию в осмыслении названных вопросов, вступают в диалог с произведениями Шекспира, Гёте, Шиллера, Гюго, включены в широчайший культурный контекст эпохи.

В личной творческой лаборатории писателя истоки романа восходят к его масштабным замыслам — «Атеизм» (1868-1869 гг.) и «Житие великого грешника» (1869-1870 гг.) Весной 1878 года окончательно оформляется проект в двух-трёх томах о нравственных мытарствах Алексея Фёдоровича Карамазова и его братьев. Один из них, Иван — тип Атеиста, а сам герой — монастырский послушник, уходящий в мир. Позиции братьев Карамазовых предельно обобщены: в их судьбах представлена судьба всей современной интеллигенции, будущее человечества поставлено в зависимость от нравственно-этического развития личности. По одному из планов, «один брат — атеист. Отчаяние. Другой — весь фанатик. Третий — будущее поколение, живая сила, новые люди». В романе представлены три поколения: отцы, взрослые дети и будущие «бродящие силы» — мальчики-гимназисты. Однако целью писателя было дать не исторический роман, а картины и лица текущей жизни. Достоевский обратился к недавнему прошлому, к событиям тринадцатилетней давности, которые должны были стать введением к современной деятельности Алексея Карамазова.

«Братья Карамазовы» — не только синтез всего творчества Достоевского, но и завершение всей его жизни. Даже в самой топографии романа воспоминания детства соединяются с впечатлениями последних лет: город, в котором происходит действие романа, отражает облик Старой Руссы, а окружающие его деревни (Чермашня, Мокрое) связаны с имением отца писателя Даровое в Тульской губернии.

Дмитрий, Иван и Алёша Карамазовы — три этапа биографического и духовного пути самого Достоевского. Дочь писателя, Любовь Фёдоровна, утверждает, что Иван Карамазов, «согласно нашему семейному преданию, — это Достоевский в его ранней молодости. Есть также известное сходство между моим отцом, каким он был, вероятно, во второй период жизни, между каторгой и длительным пребыванием в Европе после второй женитьбы, и Дмитрием Карамазовым. Дмитрий напоминает моего отца шиллеровским сентиментализмом и романтическим характером, наивностью в отношениях с женщинами... Но больше всего это сходство проявляется в сценах ареста, допроса и суда над Дмитрием Карамазовым. Очевидно, сцена суда занимает так много места в романе потому, что Достоевскому хотелось описать страдания, пережитые им во время процесса Петрашевского и никогда им не забываемые.

Некоторое сходство существует также между Достоевским и старцем Зосимой. Его автобиография, по сути, является биографией моего отца, по крайней мере, в той части, которая касается детства. Отец помещает Зосиму в провинцию, в среду более скромную, чем его. Автобиография Зосимы написана своеобразным, несколько старомодным языком, которым говорят наши священнослужители и монахи. Несмотря на это, там есть все существенные факты из детства Достоевского: любовь к матери и старшему брату, впечатление, произведённое на него церковными службами, на которых он присутствовал в детстве, его отъезд в военную школу в столице, где его, по рассказу старца Зосимы, учили французскому и искусству вести себя в обществе, а заодно и столь многим ложным понятиям... Так, вероятно, отец оценил воспитание, полученное им в Инженерном замке».

«Братья Карамазовы» — это духовная биография Фёдора Достоевского, его идейный и жизненный путь от атеизма в кружке петрашевцев (образ Ивана Карамазова) до глубоко верующего человека (образ Алёши). Но, как и всегда у Достоевского, его творческая и жизненная биография становится историей человеческой личности вообще, вселенской и всечеловеческой судьбой. Дмитрий, Иван и Алёша имеют не только один родовой корень (общий отец Фёдор Павлович Карамазов): у них духовное единство — одна трагедия и общая вина за неё. По сути, все они несут ответственность за убийство или допущение убийства их отца.

... Достоевский напрямую связывает разложение феодально-крепостнической России и рост революционного движения с безверием и атеизмом. Вот почему, считает писатель, за убийство Карамазова-старшего особо ответствен Иван Карамазов. Это он открыто проповедовал, что Бога никакого нет, а Смердяков в собственном «маленьком уме» сделал вывод: если Бога нет, то всё позволено. Но и Дмитрий с его безудержными страстями, и даже «человек Божий» Алёша виноваты в смерти отца: Иван и Дмитрий виноваты активно, Алёша — пассивно, полусознательно. Алёша знал, что готовится преступление, и всё же допустил его. Мог спасти отца — и не спас. Общее преступление братьев влечёт за собой и общее наказание: Дмитрий искупает свою вину ссылкой на каторгу, Иван — распадом личности, Алёша — тяжелейшим нравственным кризисом. В итоге, все три брата через иссушающее страдание возрождаются к новой жизни.

Само собой разумеется, что нравственная идея романа, то есть борьба с безверием, мировоззренческий тупик («Дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей»), выходит за пределы жития семейства Карамазовых. Повсюду в мире порок противостоит святости, «надрыв» — кротости, а слезинка замученного ребёнка — властной, сластолюбивой «карамазовщине». В своём теософском трактате в оболочке «детективного романа об отцеубийстве» писатель намечает современному обществу выход из морально-нравственного кризиса и полемизирует с явлениями, которые считает смертоносными язвами своего века: атеизмом, милитаризмом, разложением семьи, утилитарной социалистической моралью...

Маргарита Серебрянская,

председатель Общественного Союза «Совесть»

Источники:

https://www.youtube.com/watch?v=CbUF91USKhU

https://fedordostoevsky.ru/works/lifetime/karamazov/

https://ru.wikipedia.org/wiki/Достоевский,_Фёдор_Михайлович

https://r-book.club/russian-classics/fedor-dostoevsky/pjatiknizhie.html

https://polka.academy/articles/652

https://ru.wikipedia.org/wiki/Подросток_(роман)