«Однажды Койот, возвращаясь с долгой и неудачной охоты, проходил мимо дома Черепахи. Койот очень устал, был голоден, никуда не торопился и решил зайти проведать Черепаху. Та пригласила его в дом и предложила угощение, на что Койот и рассчитывал.

Пока гость ел, Черепаха прилегла отдохнуть. «Я очень устала, — сказала она, — только что вернулась с гонок». — «С каких это гонок?» — удивился Койот. — «Мы, Черепахи, устраиваем гонки вдоль реки, — сказала хозяйка. — Разве ты не слышал об этом?»

Представив себе черепашьи бега, Койот усмехнулся: «Нет, я об этом не знал, а то бы обязательно пришёл. И кто же у вас вышел победителем?» — «Я, — ответила Черепаха. — В гонках среди нашего племени я всегда побеждаю». — «А я среди своего! — воскликнул Койот. — И знаешь, что я подумал: а что если бы наперегонки побежали бы мы с тобой?» — «Надо устроить состязание и посмотреть, что из этого получится», — предложила Черепаха. — «Я с удовольствием, — ответил Койот. — Если только ты согласишься. Когда же мы побежим?»

И они договорились устроить состязание через два дня, а затем Койот, покончив с угощением, пошёл домой. Вернувшись домой, он послал своего сына объявить всему племени койотов: «Отец, мол, собирается бежать наперегонки с Черепахой и, так как он, конечно, выйдет победителем, просит всех прийти и приветствовать его победу».

А Черепаха, как только Койот ушёл, тоже послала своего сына обойти всё племя, рассказать о предстоящем состязании, а пока пригласить к ней в дом всех самых лучших бегунов. Когда те пришли, Черепаха встала и говорит: «Все мы знаем, что Койот — хороший бегун. Но ведь он ещё и плут, он по-разному обманывал нас. Давайте же перехитрим его на этот раз. Вы согласны мне помочь?» Все, конечно, согласились, и Черепаха продолжала: «Вот что я придумала. Пусть каждая из вас украсится пером, точно таким, какое ношу я, и раскрасится точно так же, как я. Станьте на некотором расстоянии друг от друга вдоль всего пути, по которому мы побежим. Койот, как всегда, побежит, опустив голову. Одна из вас начнёт бег с ним, а когда отстанет — пусть прячется в траву. Тогда следующая выскочит и побежит. Койот её увидит, догонит и перегонит. Выскочит и побежит ещё одна из вас, и так до самого конца. Я буду последней и обойду Койота у самой цели».

Черепахи всё это обсудили, встали и разошлись по домам готовится к бегу.

И вот настал день состязания. Рано утром черепахи спрятались в высокой траве вдоль всего пути. Вскоре пришёл Койот. Он начал спорить с Черепахой, на какое расстояние бежать. Черепаха предлагала бежать на большое расстояние, но Койот не соглашался. Он был уверен, что обгонит Черепаху на коротком пути так же легко, как и на длинном, и не хотел зря уставать. Но Черепаха настаивала на своём, и в конце концов Койот сказал: «Ну ладно, согласен на любое расстояние!»

Тем временем собралось много койотов, и все они начали делать ставки на своего соплеменника. И когда бег начался, койоты радостно захохотали — их бегун сразу вырвался далеко вперёд. Но вдруг они увидели, что Черепаха впереди! Правда, Койот её быстро обогнал, и его соплеменники снова начали радоваться. Но вскоре они услышали приветственные крики черепах и, к своему великому изумлению, увидели, что Черепаха опять впереди. И снова Койот обгонял соперницу, и снова она оказывалась далеко впереди него.

Так черепахи и койоты по очереди кричали, приветствуя своего бегуна. И вот когда Койот, обойдя соперницу, уже приближался к самой цели, Черепаха, опять оказавшаяся впереди, пересекла черту, и все остальные черепахи подняли громкий, радостный крик.

Задыхающийся от бега Койот упал в траву и никак не мог понять, как это Черепаха победила его в беге. А все другие койоты рассердились на него потому, что он проиграл гонку, а они из-за него потеряли свои ставки«.

В сказке индейцев кэддо «Койот и Черепаха» черепаха обманывает койота, а в известной сказке негров США XIX века «Как братец Кролик и братец Черепаха бегали наперегонки» — кролика. В латышской сказке о лисе и раке более хитрым оказался рак, а в сималурском народном повествовании об улитке и обезьяне — улитка. Между тем, судя по другим рассказам народов мира, самыми умными и хитрыми животными оказываются как раз те, которые в названных выше сказках были ловко обмануты. То же самое можно сказать и об участниках состязаний в силе, дальнозоркости и всех прочих.

Так кто же из фольклорных хитрецов самый хитрый? Кто из силачей — самый сильный? И вообще, кто из зооморфных и антропоморфных трикстеров самый удачливый и непобедимый?

Ответить на эти вопросы не так-то просто. И не только потому, что в фольклоре разных стран самыми удачливыми считаются различные персонажи, но и потому, что то же наблюдается и в фольклоре почти каждого отдельного народа. Так, например, у американских индейцев умнейшими и хитрейшими животными считаются и черепаха, и койот, у латышей — и лиса, и заяц. Вспомните русские поговорки про лису и волка: «Хитрый как лиса» и «Хитрее волка зверя нет». В фольклоре многих народов имеется по нескольку прославленных хитрецов — как антропоморфных, так и зооморфных. У туркмен, например, множество сказок и анекдотов о знаменитых шутниках Кемине, Эсенполате, Мирали, Кары-Ате и Эпенди Насреддине. А в суданском фольклоре есть циклы сказок и басен о хитрых проделках гиены, шакала, зайца и паука.

Более того, если внимательно рассмотреть фольклорные тексты какого-нибудь одного народа, то окажется, что там — по всем правилам трансформации — каждый персонаж предстаёт перед слушателями (читателями) то в качестве умного, то в качестве глупого, то сильного, то слабого, то непобедимого, то побеждённого. В результате каждый фольклорный герой входит в любую оценочную систему фольклорных персонажей и как лучший, и как худший её элемент. Это особенно наглядно выступает на примере «кольцевых» сказок типа вьетнамской «Кто самый сильный?»:

В мире всех сильней король:

По его приказу вора

Ловят и казнят немедля.

Но и вор силён, однако:

Петуха украсть он может

И сварить себе на ужин.

И петух силён, конечно:

Ловко он червя глотает.

Но и червь имеет силу:

Точит он подножье трона,

И король летит на землю.

Кто ж на свете всех сильней?

Символически взаимоотношения короля, вора, петуха и червя в приведённой сказке можно изобразить в виде цепочки со знаками превосходства (преференции), где эти знаки будут читаться как «сильнее, чем» или «лучше, чем». Такая цепочка, по большому счёту, бесконечна и может быть представлена в виде кольца, каждое звено которого превосходит следующее за ним и само превосходится предыдущим.

Аналогичные «кольца превосходства» — и большие, и малые, и простые, и «фигурные» — можно отыскать в фольклоре любого народа. Обратимся за примерами к животному эпосу латышей.

Среди латышских сказок о животных есть такие, где лиса побеждает кота, волка, медведя, петуха и собаку, а также человека. Но в том же сборнике имеются и другие сказки, в которых лиса оказывается побеждённой. Её одолевают тетерев, петух, ворона, рак, заяц, кот и человек. Заяц иногда оказывается сильнее (или хитрее) лисы, волка, льва, собаки и человека. Человек побеждает медведя, волка, лису, птицу, рыбу и овода. Волк уступает собаке, барану, лошади и свинье.

По сказкам сборника «Латышские народные сказки. Сказки о животных» (составитель К. Айракс, Р., 1965 г.) можно составить ряд цепочек и «колец превосходства», как элементарных, так и сложных. В элементарную цепочку могут войти Лиса, превосходящая Петуха, превосходящего Лису в другой сказочной ситуации. В сложную цепочку можно включить Человека, превосходящего Лису, превосходящую Зайца, превосходящего Льва, превосходящего Кота, превосходящего Свинью, превосходящую Волка, превосходящего Собаку, в другой ситуации превосходящую Человека. Сложные цепочки удобно изображаются схематически в виде больших «колец превосходства». Многие звенья можно поменять местами, знаки преференции повернуть в обратную сторону — схема всё равно будет соответствовать фольклорному материалу.

В чём же тут дело?

Этого мы доподлинно не знаем. Может быть, кое-что объясняется действительной хитростью животных, их великолепной приспособленностью к условиям существования, правдиво отражёнными в народном творчестве? Возможно. Во всяком случае, известно, что многие животные горазды на хитрости. Как ловко, например, петляет заяц, уходя от преследователей! Весьма «остроумно» прячется от врагов хамелеон, меняя окраску в зависимости от цвета окружающей среды. Выпь (водяной бык) устраивает своё гнездо в камышах; птица незаметна в зарослях благодаря тому, что имеет на теле продольные полоски, а почувствовав опасность, задирает вверх клюв и медленно покачивается из стороны в сторону вместе с камышом. Благодаря полоскам на теле зебры и пятнам на шкуре жирафа охотник смотрит не на конкретное животное, а на бесформенную массу, которая сливается с окружением, поэтому ему трудно бывает выделить из стада отдельную особь как потенциальный трофей. Тетёрка, сидящая на яйцах, при приближении человека прикидывается раненной и, волоча по земле «подбитое» крыло, отвлекает непрошеного гостя от своего гнезда. Ещё хитрее поступают полевые воробьи, устраивающие гнёзда в стенках гнёзд своих злейших врагов — соколов: соколы не охотятся вблизи своих «домов» и не подпускают туда других хищников. Животные, имитирующие листья и ветви, болтаются на ветру в расслабленном положении. А вот что рассказывают знатоки об осьминоге: если осьминог не может раскрыть раковину, чтобы полакомиться моллюском, он ждёт, когда та раскроется сама, и быстро вставляет между створками камень или кусочек коралла.

Однако эти и подобные им факты не объясняют существующего разнобоя в оценке ума и других свойств животных, то есть того, что мы называем качественной трансформацией фольклорных персонажей, когда умные и глупые герои рассказов меняются местами даже в рамках одного и того же сюжета. В сказках народа динка из Судана рассказывается, как гиена обманула льва. Эти животные вместе добыли антилопу; гиена сказала, что мясо надо бы зажарить, и послала льва за огнём. Лев отправился к Солнцу, но вернулся ни с чем. Пока он ходил, гиена сожрала мясо, а льву сказала, что добычу, вероятно, забрал себе бог земли. У народа канури из Западной Африки такую же сказку рассказывают про гиену и ласку, но только в ней ласка таким же способом обманывает глупую (подчёркнуто дважды!) гиену, сваливая вину на пришедших людей. Совершенно ясно, что никакими биологическими соображениями трансформацию образа гиены в приведённых примерах объяснить нельзя.

Может быть, решение вопроса связано с проблемами этнографического характера — с древними обычаями и поверьями? Вполне вероятно. Во всяком случае, такие предположения высказывались не раз.

Согласно одному из них, фольклорные рассказы об умных и хитрых (вообще хороших) животных восходят к религиозно-магическим текстам, которые предназначались именно для этих самых животных. Их произносили, чтобы умилостивить данных животных или усыпить их бдительность, обеспечивая тем самым удачную охоту на них. Однако изложенная гипотеза при всех своих достоинствах не в состоянии объяснить, почему оказываются хорошими животные, не имеющие никакого промыслового и вообще хозяйственного значения, — такие, как лягушка, ящерица, паук, муха и так далее.

Значительно более убедительным выглядит другое предположение: зооморфные персонажи фольклора восходят к тотемным предкам тех или иных этнических общностей. Многие племена Австралии, Океании, Южной Америки и Африки до сих пор считают некоторых животных своими сородичами, поклоняются им, приносят им жертвы и никогда их не убивают. В Новой Каледонии, например, категорически запрещается убивать ящериц: местные жители видят в них олицетворение своих предков. Фратрии (для справки: фратрия — совокупность нескольких родов, составляющих племя и ведущих своё начало от одного предка) папуасов почитают своими предками кенгуру, казуара, кабана, орла, баклана и других местных животных, а также некоторые растения, и рассказывают о них соответствующие истории. Легко представить, что при консолидации отдельных племён в более крупные этнические объединения вроде ирокезского союза старые тотемные предки становятся объектами более широкого почитания, предметами поклонения целых народов, то есть превращаются в богов и полубогов. Другие же естественным образом оттесняются на задний план или наравне с первыми входят в общенациональный пантеон. В дальнейшем — например, при установлении единобожия, — старые племенные боги превращаются в разного рода херувимов, серафимов или же в нечистую силу.

Но если предположение о тотемном происхождении зооморфных персонажей может объяснить, почему в фольклоре одного и того же народа предпочтение отдаётся то одному, то другому животному, оно вряд ли объяснит предпочтение одних антропоморфных персонажей другим. Впрочем, может быть, персонажи-люди также восходят к древним племенным первопредкам, «культурным» героям, которых почитали как покровителей этнических групп и, естественно, считали самыми умными, самыми сильными и самыми ловкими. Однако и это предположение не в состоянии объяснить всех фактов. Среди хитрецов и мудрецов-людей очень много таких, которые появились сравнительно недавно, каких-нибудь 300-400 лет назад, тогда как фольклор существует многие тысячелетия. К тому же, эти хитрецы и мудрецы зачастую оказываются, наоборот, глупцами и простаками.

Правда, последнее обстоятельство некоторые фольклористы считают — и не без оснований! — результатом сознательного или бессознательного «пародирования» старых, отживших представлений. По мере социального и культурного развития взгляды людей меняются, и то, что когда-то казалось хорошим, становится неприемлемым, и наоборот. Так, например, с установлением и укреплением патриархальных обычаев у осетин их древние фольклорные персонажи коренным образом меняют свой характер. Великий герой старинных осетинских сказаний — благородный нарт Сослан в более поздних версиях превращается в трусливого и вероломного человека, а его мать, полубожественная родительница нартов Сатана, становится злой колдуньей. И подобных примеров в творчестве любого народа можно найти множество. Но все они, вместе взятые, не могут объяснить ни многообразия трансформативных форм, ни, особенно, случаев с так часто встречающимися в архаичном фольклоре близнецами, из которых один пародирует дела другого с противоположным знаком качества. Ведь оба близнеца действуют одновременно, так что ни о какой эволюции народных представлений здесь не может быть и речи.

Скорее всего, дело совсем в другом. И «кольца превосходства», и всё многообразие качественных вариантов фольклорных персонажей связаны с той системой логической трансформации текстов, о которой мы говорили в первой части «Трикстериады». В самом деле, если народные рассказы — как взятые целиком, так и по отдельным своим частям — моделируют факты и ситуации, встречающиеся в действительной жизни, то совокупность этих рассказов повторяет совокупность самих жизненных фактов и ситуаций. Они могут быть и бывают самыми разными, они могут наблюдаться в разной связи друг с другом, могут оцениваться с разных сторон и уже по одному этому могут выглядеть в каждом из своих жизненных контекстов (а при отражении в фольклоре — в каждом из своих фольклорных контекстов) по-разному: то хорошими, то плохими; то нужными, то лишними; то умными, то глупыми. Словом, разными. И каждый раз, несмотря на все различия между собой, — совершенно правильными. Стоит, к примеру, посмотреть на историю Самсона и Далилы глазами филистимлян, и все оценки сразу изменятся на обратные. Далила из предательницы мгновенно превратится в положительную героиню и ничем не будет отличаться от русской Елены Прекрасной, выпытывающей у Кощея секрет его смерти.

Особенно показательна в этом отношении замечательная дунганская сказка о двух братьях, которые посватались к дочерям учителя Мацуна.

Чтобы проверить ум и знания женихов, мудрый Мацун задал им три вопроса. Сначала он спросил у старшего брата: «Почему гусь выходит из воды сухим и почему у него такой громкий голос?» Тот ответил: «Перья гуся покрыты жиром, и поэтому вода к ним не пристаёт. А громкий голос гуся объясняется тем, что у него длинная шея и объёмная гортань». Потом Мацун спросил: «Почему одна сторона у яблока красная, а другая зелёная?» Старший брат посмотрел на яблоню и ответил: «Потому что одна половина яблока обращена к солнцу, а другая находится в тени». Затем учитель повёл жениха в комнату, где сидела старшая дочь, и спросил: «Почему у моей дочери белая кожа, а у вас — тёмная?» Старший брат спокойно ответил: «Ваша дочь белокожая, потому что она чаще сидит дома, а я тёмный, так как очень много бываю на солнце». Мацуну вполне понравились ответы старшего брата, и он согласился выдать за него свою старшую дочь. После этого он задал те же самые вопросы младшему брату — человеку совершенно иного склада. На вопрос о голосе гуся младший брат ответил так: «Голос зависит от породы животного». Учитель заметил: «Однако ваш учёный брат сказал, что у гуся оттого громкий голос, что у него длинная шея и объёмная гортань». — «О нет, — возразил младший брат, — это частный случай, и из него нельзя делать правило. У лягушки, например, шеи почти нет, а голос очень громкий». Услышав вопрос о яблоке, младший брат сорвал его с дерева, разломил пополам и, показав на семена, ответил: «Всё зависит от семян, то есть от сорта яблока». — «Но ваш учёный брат сказал, что одна половина яблока стала красной потому, что её хорошо освещало солнце», — заметил учитель. — «О нет, — ответил младший брат, — это частный случай. Бывают яблоки, одинаково красные со всех сторон, хотя они освещаются солнцем лишь с одной стороны. А свёкла, например, всё время сидит в земле и вообще не видит солнца, и всё-таки она красная». Наконец, Мацун подвёл младшего брата к своей младшей дочери и задал тот же вопрос о её коже. Младший брат ответил: «Нежная белая кожа у неё от природы». — «Но ваш учёный брат объяснил это тем, что мои дочери всё время находятся в тени». — «О нет, — возразил младший брат, — это частный случай. Чёрный жук постоянно живёт в тени, но он не становится от этого белым. То же можно сказать и о чёрном кроте, живущем под землёй». Мацун согласился, что и второй брат тоже хорошо ответил на все вопросы, и отдал за него свою младшую дочь.

В свете этой сказки более глубокими и осмысленными представляются противоречивые деяния архаических фольклорных близнецов, которые по-разному «отвечали делом» на стоящие перед ними одинаковые творческие вопросы. Может быть, именно в этом неоднобоком подходе, в попытке рассмотреть явления с разных сторон и оценить их по-разному и заключается величайшая мудрость наших предков, которые зафиксировали свой богатейший жизненный опыт в простой и вместе с тем сложной, стройной и вместе с тем противоречивой системе логической трансформации, отражающей практическую логику здравого смысла.

Таковы наиболее вероятные предположения, объясняющие сущность рассмотренных нами «колец превосходства» и тем самым дающие ответ на вопрос: кто из фольклорных хитрецов-трикстеров самый хитрый?..

Маргарита Серебрянская,

председатель Общественного Союза «Совесть»

Источники:

https://ru.wikipedia.org/wiki/Трикстер

«Проделки хитрецов», составитель Г.Л. Пермякова, М., 1972 г.