«… Логин Нумменс, рижский купец, подданный шведской королевы, вошёл в боярские палаты Романова. Боярин Никита Иванович в это время сидел за широким дубовым столом и играл в шахматы с каким-то голландским купцом. На низкий поклон Нумменса он едва кивнул и небрежно указал на скамью. Нумменс сел. Его переводчик стоял рядом. Несмотря на всё своё нетерпение, Нумменс стал невольным зрителем игры.

Боярин подолгу думал перед каждым ходом, в задумчивости двигал вправо и влево шитую жемчугом бархатную тафейку на голове и медленно переставлял по доске резные, из малахита, фигуры. Голландец играл легко. Почти не задерживаясь, словно танцуя, двигались его фигуры, тесня фронт боярина. Перед игроками стояли кубки с вином, лежали засахаренные орехи, пряники, груши.

Мальчик-слуга подошёл к играющим и наполнил хрустальные в серебре кубки. Боярин кивнул ему и сказал несколько слов. Нумменс понял, что боярин распорядился угостить также его, и заранее с омерзением ожидал этого угощения: он не выносил водки и сильно страдал от московского обычая угощать ею каждого, кто приходит в дом. Судя по тому, что весь приём у боярина был не похож на обычный русский приём, он надеялся, что и обычная чаша минует его здесь… Но чаша неумолимо приближалась на тяжёлом серебряном подносе, на котором, кроме вина, стояло блюдо со сластями. Со вздохом Нумменс поклонился боярину и поднял свой кубок, сказав несколько вежливых слов. Романов приподнял свой, приветливо и небрежно кивнул, отпил глоток и поставил кубок. Нумменс, стараясь не дышать, чтобы не слышать запаха водки, взял в рот глоток и поразился: это было вино одного из тончайших сортов, какого ему никогда не доводилось пить… И купец вдруг почувствовал уважение к этому азиатскому вельможе. Если до этого он негодовал, что ему приходится молча ожидать милостивого разрешения говорить, то теперь он вдруг как бы понял, что даже не могло быть иначе: разве мог такой важный и знатный магнат, бросив всё, разговаривать запросто с каждым купцом!

Боярин снова не обращал внимания на своего незваного гостя, и Нумменс сидел молча, созерцая медленную, замысловатую игру: голландец стройно, легко наступал, а боярин стеснил свои фигуры в одну бесформенную кучу, как-то угрюмо и неуклюже защищаясь и заставляя их толочься на одном месте. И вдруг, неожиданно подготовив ловушку, боярин двинул слона. Он сделал это так тяжело, словно живой слон наступил на чёрный квадрат поля, и голландец остался вдруг без коня и под угрозой шаха… Обескураженный неожиданностью, он попытался закрыться ладьями, но, потеряв одну из них, открыл короля…

— Шах! – произнёс боярин и, поманив пальцем мальчика, прошептал ему несколько слов.

Мальчик снова наполнил кубки и стал возиться с полированным деревянным ящиком, стоявшим на отдельном столике иноземной работы.

Голландец закрылся пешкой.

— Шах! – настойчиво повторил боярин, передвигая ферзя.

Голландец теперь совсем растерялся. Он двинул ладью и потерял пешку, двинул пешку и потерял своего ферзя…

— Шах! – повторил боярин ещё раз, и это было в последний раз: вторая ладья голландца погибла.

— Мат! – сказал Никита Иванович.

Голландец зааплодировал победе противника. Боярин ничем не выдал своего торжества, кроме одного движения: сверху донизу он провёл тонкой рукой с играющим перстнем по широкой и длинной седой бороде.

Мальчик-слуга нажал кнопку на полированном ящике, и вдруг оттуда раздались весёлые звуки цимбал… Боярин смешал фигуры. Стукнувшись кубками, выпил с голландцем и выжидающе, несколько недоброжелательно, повернулся к Нумменсу.

— К справедливому и милостивому боярину с великим челобитьем Логинко Нумменс, свейский торговый гость, — перевёл толмач, пришедший с рижским купцом.

Нумменс выжидающе и с надеждой поглядел на боярина. Никита Иванович разгладил бороду, блеснул перстнем и повернул шахматную доску к Нумменсу.

— Поратуем во шахмат, герр Логин, — неожиданно предложил он, будто бы и не слыхал ничего ни о каком деле.

Смущённый Нумменс забормотал вежливый отказ.

— Шахматы – потеха ратных начальников да воевод. Здесь потребна ратная мудрость, — сказал за него переводчик. – Мой господин сказывает, что неискусен к такой потехе.

— Добрая потеха, — возразил боярин, — и торговым, и ратным, и думным людям к пользе потеха сия! У нас на Руси её любят! Ну, не хошь – не надо!.. Зачем же пожаловал?.. – произнёс он, медленно потягивая тёмное вино.

Нумменс заговорил. Боярин слушал молча немецкую речь и безотчётно, почти не глядя, расставлял фигуры для новой игры…»

(«Остров Буян», С. Злобин, 1965 г., М.)

(Для справки: Приблизительно в 820 году шахматы — точнее, арабский шатрандж под среднеазиатским названием «шахмат», в русском языке превратившимся в «шахматы», — появились на Руси, придя, как считается, либо прямо из Персии через Кавказ и Хазарский каганат, либо от среднеазиатских народов, через Хорезм. Во всяком случае, русское название игры унаследовано от таджиков или узбеков, названия фигур также созвучны или аналогичны по смыслу арабским или среднеазиатским. Изменения в правилах, позже внесённые европейцами, с некоторым запозданием проникали на Русь, постепенно превратив старые русские шахматы в современные. В 12-14 вв. шахматы были уже широко распространены на Руси: они упоминаются в былинах о русских богатырях, в некоторых сказках. Иностранцы, посещавшие Россию в 16-17 вв., сообщали о большой популярности шахмат среди населения. Шахматные фигуры находили при раскопках  в Новгороде, Киеве, Гродно, Вышгороде, Минске и других городах.

Охотно играл в шахматы царь Иван Васильевич Грозный. При Алексее Михайловиче шахматы были в моде среди придворных, умение играть в них было обычным среди дипломатов. В Европе сохранились документы того времени, в которых, в частности, говорится, что русские посланники знакомы с шахматами и играют в них «весьма сильно». При Петре Первом ассамблеи почти никогда не проходили без шахмат; увлекалась этой игрой и царевна Софья, несмотря на то, что православная церковь запретила шахматные баталии под угрозой отлучения, что было официально закреплено в Кормчей книге 1262 года и подтверждено в 1551 году Стоглавым собором).