... Могущество без доброты нередко оказывается чудовищно злой силой.

Может ли противостоять ей человек? Об этом в своих книгах размышляют немецкие писатели Отфрид Пройслер («Крабат, или Легенды старой мельницы») и Джеймс Крюс — в своём «учении о героизме», которое он назвал «Мой прадедушка, герои и я».

Этот вопрос поставило перед писателями само время.

Джеймс Крюс, можно сказать, наш современник. Он посвятил своё творчество формированию новых представлений и чувств у подрастающего поколения немецких детей. Книги его быстро заслужили признание и у взрослых, и давно уже переведены более чем на тридцать языков. В 1968 году Джеймс Крюс был удостоен Премии имени Ганса Христиана Андерсена — своеобразной Нобелевской премии для писателей-сказочников.

Родился Крюс в 1926 году на острове Гельголанде, омываемом волнами Северного моря, — острове рыбаков и мореходов, территориально переходившем в течение последних столетий то от Дании к Англии, то от Англии к Германии. Эта необычная историческая судьба и вечный гул моря, его штормовые опасности во многом определили особый склад небольшого населения острова. Суровой поэзии морской стихии и независимым характерам островитян, чуждых национальной ограниченности, посвящено в книгах Крюса немало страниц.

Джеймс вырос в семье электрика Людвига Крюсса и Маргареты Фридерихс. С детства он мечтал стать учителем, однако захватнические планы нацистской Германии помешали его мечте осуществиться. В 1941 году из-за начавшейся войны семья была вынуждена эвакуироваться на материк. Джеймса в числе других детей увезли в Арнштадт, районный центр в земле Тюрингия на востоке Германии, где он окончил среднюю школу. Будучи девятнадцатилетним курсантом лётного училища к моменту капитуляции Германии, Крюс, так и не успев дойти до фронта (в пехотном подразделении, без винтовки), пешком возвращается в Гамбург, где на пристани узнаёт, что Гельголанд почти разрушен американскими бомбами. В 1948 году Крюс окончил Педагогическое училище, однако вместо учительского труда взялся за литературный — ведь ещё в 1946 году он выпустил свою первую книгу «Золотая нить». Вскоре началось активное творческое сотрудничество с газетами, журналами и радио.

Крюс — писатель послевоенного поколения. Вполне естественно, что он ненавидел войну, а лейтмотивом его творчества была надежда. Надежда на возрождение и торжество общечеловеческих гуманистических ценностей, поставленных фашизмом под угрозу полного уничтожения.

Читательская аудитория Крюса очень обширна. Книги свои он создавал для «мальчишек, девчонок, их родителей, а также для членов городского магистрата». Ведь каждый ребёнок когда-нибудь будет взрослым, а каждый взрослый был когда-то ребёнком!..

Среди многочисленных книг, написанных Джеймсом Крюсом, есть известная во всём мире фантастическая повесть «Тим Талер, или Проданный смех» (1962 г.), не раз переиздававшаяся в СССР. Это история мальчика-сироты, который по детскому неведению променял свой искренний, весёлый, заразительный мальчишеский смех на способность выигрывать любое пари, заключив контракт с неким господином в клетчатом, оказавшимся впоследствии «бароном Тречем» (если прочесть эту фамилию в зеркале, получится Чёрт). Барон Треч, глава всесильного мирового концерна и «король маргарина», обладает демонической силой. Сила эта направлена на порабощение человека, на подавление его доброй воли и внутренней человечности, на подмену сердечных контактов материальными выгодами. Фантастические силы, персонифицированные в образе Треча, — это уже не добрые силы природы, как в сказке «О гномах и сиротке Марысе», а враждебные человеку социальные силы современного общества в демагогической маске человечности (здесь-то и сослужил нужную службу купленный у Тима смех, без которого несчастный мальчишка зажил странной, ненормальной, какой-то иллюзорной жизнью).

«...Мачеха, нацепившая на пальто рыжую лису, стала обращаться с ним осторожнее; сводный брат то и дело задавал ему разные вопросы насчёт скачек; соседи называли его не то в шутку, не то из зависти «маленьким миллионером», а на школьном дворе ему проходу не давали.

Тима радовало это всеобщее внимание. Он давным-давно уже простил тем троим ребятам, что они на него донесли, а мачехе — оплеухи и подзатыльники. Ему хотелось теперь шутить и смеяться вместе со всеми. Но как раз это-то у него и не получалось. Как только он пытался улыбнуться, на лице его появлялась наглая гримаса. И вскоре он махнул рукой на эти попытки. Он перестал улыбаться. Он привык делать серьёзное лицо. А разве может случиться с мальчиком что-нибудь хуже этого?..

Соседи начали поговаривать:

— Заважничал! Задрал нос!

Товарищи по классу стали его избегать, и даже мачеха, которая сделалась теперь немного спокойнее, называла его «кислятиной»...

Смысл повести в том, что человек, сохранивший лучшие человеческие чувства и качества, способен, в конце концов, одержать победу над чудовищным социальным злом. Эта же мысль находит своё отражение и в книге Отфрида Пройслера «Крабат, или Легенды старой мельницы».

Победа Тима и его друзей над всемогущим «бароном» (друзья, помогая Тиму, терпят вполне реальные беды: их всех выгоняют с работы!) — это победа бескорыстной дружбы, деятельной взаимопомощи, нетерпимости к несправедливости. Это — победа светлого мира, где сердечные отношения между людьми ценятся выше материального благополучия, над тёмным миром, в котором царят законы купли-продажи, выгоды и циничного расчёта. Книга вызывает горячее сочувствие к наивному бедняге Тиму, «маленькому миллионеру», мальчику без улыбки, променявшему по неопытности величайшее сокровище — свой смех, залог единства с людьми, — на золото, которое не может принести ему счастья.

Не только в книге, но и у читателя торжествуют добрые чувства. Это — сознательная задача Джеймса Крюса. И он остаётся верен ей во всех жанрах.

Все книги Крюса для «взрослых завтрашнего дня», будь то книжки-картинки для дошкольников, стихи для младших школьников, прозаические книги для среднего школьного возраста, имеют одну антимещанскую, антимилитаристскую гуманистическую направленность.

Поэтическая стихия Джеймса Крюса сродни поэтической стихии Корнея Чуковского и Даниила Хармса: юмор, искрящаяся шутка, многоцветная фантазия, игра, и в том числе игра со словом, ритмом, созвучием. Здесь на каждом шагу перевёртыш, полная смысла бессмыслица, весёлая чепуха, «абракадабра».

В своей шуточной утопии «Счастливые острова по ту сторону ветра» Крюс рассказывает о группе плавучих островов, на которых люди, звери и растения живут в мире и дружбе. Родители, гуляя по улицам, сажают своих малышей на спины прогуливающихся тут же тигров и львов. Здесь ставят памятники героическим животным, например, некоей свинье Анастасии, которая прорыла во многих странах «ходы в подземелье» и лично освободила невинно осуждённых.

«... И президента у нас тоже нет. Мы правим здесь по очереди. Раз в месяц правит группа дежурных зверей...» («Счастливые острова по ту сторону ветра»)

Большинство «толстых» книг Крюса («Мой прадедушка и я», «Мой прадедушка, герои и я», «В доме тёти Юлии», «Маяк на омаровых рифах», «Лето на омаровых рифах» и другие) связаны между собой некоторыми общими героями, а главное, тем, что все они так или иначе соотнесены с островом Гельголанд. Для всех этих книг характерна и одинаковая композиция: повествование представляет собой как бы рамку для «вставных новелл» — здесь и шуточная сказка, и реальный случай из жизни, и стихи.

В своей книге «Мой прадедушка, герои и я» Джеймс Крюс утверждает, что для современного героя важнее всего мотив действия, внутренняя причина подвига. Важно не что именно он совершил своим мечом, а что полезного он совершил для общества, в котором живёт

Кто же в этой книге истинные герои? Прадедушка-поэт помогает правнуку-поэту научиться отличать героический подвиг, совершаемый для спасения людей, от «гусарства», «лихачества», бравады, поисков опасности ради самой опасности. «Ставить свою жизнь на карту без всякого смысла — это ещё не геройство». Настоящий герой — старый клоун Пепе, сумевший своим цирковым мастерством отвлечь от паники пассажиров корабля, попавшего в аварию. Ибо сохранять юмор и присутствие духа в минуту крайней опасности — это и есть героизм.

«... Капитан подошёл к рулевому колесу и хотел было повернуть его, но вдруг отскочил и, ухватившись за задвижку иллюминатора, в ужасе уставился на руль: руль поворачивался так же легко, как колесо прялки.

— Сломан рулевой механизм! — крикнул штурман капитану, хотя тому это было и так совершенно ясно.

Капитан удручённо, медленно кивнул и сказал тихо, но так отчётливо, что Пепе смог прочесть по его губам:

— Мы ничего не можем поделать, штурман. Ничего!

Штурман, держась рукой за секстант, крикнул что-то в ответ, что — Пепе не совсем понял. Он расслышал только:

— Пассажиры... паника... успокоить...

В этот момент, впервые за все последние дни, уголки губ клоуна поднялись вверх. Он кое-как выпрямился и, повиснув на поручне, за который ему удалось уцепиться, крикнул опешившим морякам:

— Я даю представление!

— Что ещё за представление? — рявкнул капитан под грохот обрушившегося на корабль водяного вала.

— Я клоун, капитан! Сейчас я переоденусь!

Ловко перехватывая руками перекладины трапа, он стал спускаться на палубу, и, когда дверь за ним захлопнулась, капитан и штурман переглянулись.

— Он маленько того, капитан!

— Что? Кричите громче!

— Я говорю — этот уже спятил! Теперь остаётся только один способ поддерживать порядок — револьвер!

— Нет!

Так же медленно, как он перед тем кивнул, капитан покачал головой. И сделал знак штурману следовать за ним.

С трудом выбравшись из рубки, они спустились в каюту капитана. Здесь капитан сказал:

— С кораблём без руля, да ещё во время шторма, ничего не сделаешь. Остаётся только поручить его провидению вместе с командой и пассажирами.

— Если пассажиры впадут в панику, капитан, тут и провидение не спасёт!

— Знаю, штурман. Потому-то и надо сделать попытку с этим клоуном. А вдруг ему удастся отвлечь людей!

— Это безумие, капитан! — Штурман продолжал кричать во всё горло, хотя теперь, в запертой каюте, в этом не было никакой необходимости. — Во всей истории мореплавания панику побеждали только с помощью револьвера!

— Пока ещё никакой паники нет, штурман, — спокойно возразил капитан. — Пока я принимаю предложение клоуна. Если клоун нам не поможет, револьвер всегда остаётся у нас в запасе. Позаботьтесь о том, чтобы пассажиры перешли в салон! Все до одного! И прикажите, чтобы машины продолжали работать. Пускай все думают, будто корабль идёт по курсу.

Штурман хотел было что-то возразить, но капитан резко отвернулся. И, пробормотав: «Слушаюсь!» — штурман покинул каюту.

Приказ капитана был выполнен, несмотря на сопротивление некоторых пассажиров. Страдавшим морской болезнью вручили бумажные пакеты. Лишь немногим тяжелобольным разрешено было остаться в каютах.

В салоне зажгли все лампы, и пассажиры заняли места — кто на стульях, привинченных к полу, кто прямо на ковре, прислонившись спиной к стене. Затем в салон вошёл капитан и громко объявил, что на корабле всё в порядке. Придётся уж как-нибудь перетерпеть шторм. С этим ничего не поделаешь! А потому решено устроить для пассажиров представление, чтобы они могли отвлечься и развлечься.

Капитан собирался было добавить ещё что-то, но вдруг дверь салона за его спиной распахнулась, кто-то в пёстром, подкатившись кубарем ему под ноги, обхватил руками его колени и, приподнявшись с пола, уставился, широко улыбаясь, ему в лицо. Это был Пепе, размалёванный, как и положено клоуну, в широченных штанах, развевающемся балахоне и огромных белых перчатках.

Всё это произошло так неожиданно для пассажиров и даже для труппы цирка, что, заглушая рёв стихии и шум машин, в салоне раздался взрыв хохота.

Когда же Пепе пощекотал своим огромным белым пальцем капитана под подбородком, а затем вдруг перекувырнулся назад через голову, все находившиеся в салоне окончательно развеселились, приободрились и стали следить за представлением с вниманием и интересом. Даже толчки, которыми пассажиры то и дело нечаянно награждали друг друга, показались им вдруг смешными.

Когда Пепе, вновь подкатившись кубарем к капитану, стал, цепляясь за него, выпрямляться и вдруг шлёпнул его со всего размаху по карману кителя, так как корабль накренился набок, капитан тихо сказал:

— Продолжайте! Отвлеките их хоть на время! А я с командой займусь пока кораблём. Помогите нам!

Пепе повис у него на шее и шепнул ему на ухо:

— Сделаю всё, что могу!

И тут он снова плюхнулся на ковёр и попытался встать на голову, но безуспешно — салон качало из стороны в сторону.

Капитан тем временем незаметно выскользнул в коридор.

Два часа подряд не сходила улыбка с ярко-красных губ Пепе, намалёванных на набелённом лице, два часа подряд потешал он публику, как никогда раньше. Он кувыркался, прыгал, шатался, шлёпался, катился кубарем, и его трюки в качающемся салоне увлекали зрителей мастерством и находчивостью. Актёры цирковой труппы, видавшие его на арене множество раз, смеялись и хлопали вместе со всеми, будто смотрели его номер впервые.

— Так он ещё ни разу не работал на манеже! — воскликнул Рамон, дрессировщик, а директор, музыкальный эксцентрик, эквилибрист и акробат подтвердили, что Пепе ещё никогда не выступал с таким блеском.

Лучший свой номер — виртуозную игру на крошечной скрипочке, чуть побольше ладони, — Пепе оставил напоследок. Скрипочку он заранее спрятал в люстру, свисавшую с потолка салона.

Теперь, когда у него после двухчасового весёлого кувыркания кружилась голова и пёстрый клоунский костюм прилип к мокрой от пота спине, теперь, когда у него уже не хватало дыхания, а всё тело было в синяках, он решил продемонстрировать свой коронный номер со скрипкой.

Однако он не успел ещё достать скрипку, как в салон опять вошёл капитан. Он был явно удивлён, что пассажиры так беззаботно веселятся.

Когда Пепе, под восхищённые крики зрителей, вновь бросился на шею этому высокому широкоплечему человеку, капитан сказал ему так тихо, что никто больше его не услышал:

— В трюме вода. Матросы откачивают её насосом. Не знаю, сколько мы ещё продержимся. А вы сколько продержитесь?

Измученного и обессилевшего Пепе эта весть поразила больше, чем ожидал капитан.

— Не знаю, сколько я ещё продержусь, капитан, — пробормотал Пепе, и уголки его ярко-красных губ опустились вниз.

Клоунская маска Пепе чётко отразила его усталость и отчаяние. Зрители, до этой минуты веселившиеся вовсю, вдруг испугались. Пепе без слов сообщил пассажирам дурное известие.

Однако, заметив, что зрителям передалось его потрясение, он сразу нашел выход. На лице его в ту же секунду появилась плаксивая, обиженная гримаса. Уцепившись одной рукой за шею капитана и повиснув на ней, как обезьяна, он громко заревел, обращаясь к публике:

— Он меня не лю-ю-бит!

И, оторвавшись от капитана, он исполнил номер со всхлипами, который обычно проходил с не меньшим успехом, чем его коронный номер со скрипочкой. Исполняя его, он всё снова запевал песенку о покинутой невесте моряка, но так ни разу и не допел её до конца из-за душивших его рыданий и всхлипываний.

Даже сейчас, когда корабль швыряло то вверх и вниз, то из стороны в сторону, здесь, в поднимающемся и накреняющемся салоне, «покинутая невеста моряка» имела полный успех. Пассажиры хохотали до слёз.

Никто не замечал, что слёзы, медленно катившиеся по щекам клоуна, — это слёзы усталости и отчаяния. Слёзы бедной, покинутой невесты, так потешавшие публику, были солоны и горячи, как бывают только настоящие слёзы. Силы Пепе были на исходе.

Но старый клоун обладал удивительной выдержкой и хорошо знал зрителей. Он знал, что после раскатов смеха надо дать для разрядки номер с лёгкой улыбкой, что-нибудь задушевное, милое, успокаивающее. На такой номер Пепе был ещё способен. Он подпрыгнул, вытащил из люстры свою скрипочку и извлёк из неё несколько высоких звуков — самое начало мелодии. Словно маленькие голуби затрепетали на ветру.

И вот он снова овладел публикой. Почти на целый час приковал он её внимание к своей крошечной скрипке.

А за этот час — пока клоун играл на скрипке, то певуче и нежно, то бурно и страстно, пока половина экипажа, тяжело дыша, откачивала воду насосом — решилась судьба корабля: шторм постепенно начал стихать, а с острова Тенерифа подошёл катер спасательной службы, услышавший сигнал бедствия, переданный судовым телеграфом. Хотя море продолжало бушевать, катеру удалось пришвартоваться к правому борту корабля...«

Выдержка, упорство, терпение — вот чего требует подлинно героический поступок. Для прадедушки герои — это солдат-испанец из времён завоевания Мексики, защищавший своего друга-индейца, несмотря на презрение и всяческие угрозы со стороны соотечественников; паренёк «Генрих-Держись», проявивший удивительную выдержку, спасая ребят из-под обвала песка; мальчик Блаже из Черногории, у которого хватило мужества скрыть тяжёлое ранение, чтобы не нарушить мир между двумя родами, погибающими из-за кровной мести; свободолюбивый крестьянин с петлёй на шее, сохраняющий спокойствие и презрение к господам, даже стоя на помосте виселицы.

Так, приводя примеры из разных эпох, обращаясь к самым различным жанрам — к историческому рассказу, притче, басне, балладе, сказке, где участвуют то люди, то звери, то разные вещи, — прадедушка передаёт правнуку свою мудрость. Маленькая Мышка, не струсившая перед котом, Белка, заставившая Медведя извиниться перед ней в шуточном стихотворении, — тоже герои, и героизм их называется гражданским мужеством. «Не склонять головы перед сильными мира сего» — его суть.

Таковы герои прадедушки — герои без фанфар и барабанного боя.

Когда в Германии у власти находились фашисты, в школьных учебниках и в книгах для юношества прославлялись подвиги завоевателей — «героев», которые убивают людей. Молодёжная фашистская организация НСДАП «Гитлерюгенд», основанная в 1926 году (в год рождения Крюса), внушала немецким детям идеи агрессивного, наступательного «героизма». Как известно, члены этого молодёжного движения внесли свой вклад в эскалацию насилия на улицах немецких городов, а чиновники начали утихомиривать разбушевавшихся «героев» жёсткими запретительными мерами. Действие книги «Мой прадедушка, герои и я» происходит в 1940 году («Малому» 14 лет, а книга носит автобиографический характер) — то есть фашисты уже начали свою экспансию. Прадедушка в книге Крюса противопоставляет свою философию человеколюбия, подвига во имя жизни людей, подвига гуманизма той философии ненависти и презрения к другим народам, философии жестокости и безжалостности, которую проповедовали и всячески пропагандировали фашисты.

В гротескных сатирических стихах Джеймс Крюс развенчивает героев-агрессоров — «рыцаря Зеленжутя», «ландскнехта во Фландрии».

Баллада о ландскнехте во Фландрии

Жил когда-то ландскнехт во Фландрии.

Он — ать-два! — обошёл всю страну,

Всё шагал и шагал по Фландрии,

Всё искал и искал войну.

Ландскнехт — известное дело:

Сражайся и побеждай!

«Раз я продал душу и тело,

Ты, война, мне денег подай!»

Но войны не видать, и всё тут!

«Как прожить без войны? Как быть?»

Он одну лишь и знал работу —

Стрелять, колоть и рубить!

Может, в Генте война? Может, в Брюгге?

Он — ать-два! — обошёл всю страну,

И на севере и на юге

Всё искал и искал войну.

И, голодный, в злую минуту

Он роптал: «Всемогущий бог,

Что мне мир! Все одеты, обуты,

Только я один без сапог!»

А потом наступила осень,

А зимой полетел белый пух,

В бороде проступила проседь,

Он поблёк, полинял, пожух.

И пришла война через годы,

И король своё войско скликал,

Но ландскнехту сказали: «Негоден!»

Он — ать-два! — еле ноги таскал.

«Мне довольствия и продовольствия

Больше войны не принесут.

Что ж от жизни ждать удовольствия?»

Он сказал... и пропал в лесу.

«В мраморе и в бронзе, Малый, — говорил прадедушка, — слишком часто прославляют мнимых героев. Те, кто совершает настоящие подвиги, не зарятся на славу. А памятник им — то, что о них вспоминают с благодарностью».

Не геройство — умирать за неправое дело. Геройство — отстаивать правое дело, даже если на карту приходится ставить жизнь. Геройство — идти наперекор всесильным и не всегда мудрым правителям. Геройство — забыв в минуту опасности о себе, спасать других.

«Героические поступки — маяки в мире, полном несправедливости и произвола. Их свет вселяет мужество в других».

Но не только о современных героях идёт речь в этой книге. Речь в ней идёт и о современных тиранах. «Во времена Геракла, — объясняет прадедушка правнуку, — тиран был просто жесток. Он заставлял убивать всех, кто был ему не по нраву. И когда его самого в один прекрасный день убивали, все считали это заслуженной карой. Тирану покорялись потому, что он обладал властью, но каждый знал, что он не прав и несправедлив. В наши дни тираны подходят к делу более тонко. Они обеспечивают себе официальное разрешение на каждое убийство... Ну вот, Малый, представь себе, скажем, тирана, который не выносит людей с веснушками. Он уже не может просто так взять да и приказать их всех уничтожить, как это делали прежние тираны. Он теперь подкупает за большие деньги профессора, чтобы тот научно доказал, что у всех людей с веснушками коварный характер. Потом из этого создают учение — учение о чистой и нечистой коже. А на основе этого учения издают закон о защите носителей чистой кожи. И этим законом оправдывают кровавые приговоры, которые всех подданных с веснушками передают в руки палача...Неправоту переряжают в право, а произвол — в законность. И отравляют души...»

Тухлое яйцо Адольф Бякжелток в прадедушкином «Рассказе о крутых яйцах» подогревает ненависть сырых яиц и яиц всмятку к крутым яйцам. Железный Щелкун в сказке Верховной бабушки грозится «стереть в порошок» все орехи.

И внешность Железного Щелкуна («несгибаемые железные ноги», «разевает железную пасть»), и его поведение (раскалывает орехи для собственного удовольствия) дают основание его очеловечить, включают в некий социальный конфликт. Из этого и исходит дальнейшая фантазия Крюса-сказочника.

Мысль этой сказки идёт в том же направлении, что и мысль других сказок, рассказов, стихов и бесед в книге «Мой прадедушка, герои и я»: героизм нашего времени — это героизм сопротивления замыслам, направленным на подавление личности, на «раскалывание», на «стирание в порошок».

Современен и сам образ Железного Щелкуна с его железной поступью и железной всеперемалывающей пастью, с его склонностью к «ржавматизму», с его бесславным концом на помойке.

У сказки счастливый финал: Щелкун сам кувырнулся вниз головой с подоконника в сад. Да и тухлое яйцо Адольф Бякжелток полетел вниз с балкона (того, правда, слегка подтолкнули). Само движение жизни, по мысли Крюса, — против таких «героев» и им подобных. Они, по сути своей, уже устарели (тот сильно подвержен «ржавматизму», а этот протух). Надо только помочь этому естественному движению — проявить стойкость и твёрдость. И герой здесь — «орех Грека»: «скольким орехам продлил он короткий век своей смелой выдумкой и присутствием духа!»

Джеймс Крюс — писатель-борец. Он вступил в нелёгкий бой с многовековой традицией в сознании нового поколения Германии. Палочной дисциплине, голодовке и всем тем исконным чертам «немецкого воспитания», которые не раз высмеивала сатира, противостоит в его стихотворении новый учитель Унтермайер — вместо традиционного брюзги с тяжёлой линейкой в руках. Этот учитель воспитывает детей весёлой шуткой.

«Из всех взрывов я признаю только взрыв смеха», — говорит учитель в повести-сказке Крюса «Тим Талер, или Проданный смех».

Но в книге «Мой прадедушка, герои и я» в запасе у Старого есть и ещё одна, главная, мудрость: «Любовь к людям хоть и выглядит часто беспомощно и совсем не героически, в конце концов всегда побеждает. Ненависть может быть хороша и целительна. Тот, кто любит людей, должен ненавидеть тиранов. Но человеколюбие, просто любовь, больше, величественнее и прекраснее ненависти».

Известно, что в октябре 1972 года Джеймс Крюс побывал с делегацией писателей в СССР. В Московском кукольном театре он смотрел спектакль «Тим Талер, или Проданный смех», в Центральной детской библиотеке встречался со своими читателями. Беседа тогда получилась очень оживлённой и непосредственной. Крюс рассказывал школьникам, что уже много лет живёт на Канарских островах, но часто отправляется путешествовать по странам мира. Ему задавали самые разные вопросы, и он отвечал на них с большой эрудицией и тонким пониманием аудитории.

Обсуждая с читателями книгу «Мой прадедушка, герои и я», Крюс с особенным выражением процитировал Старого: «Мы знаем, что безрассудная смелость — это ещё не геройство и что сотня трупов не доказательство героизма. Но зато мы знаем, что требуется большое мужество, а иногда и героизм, чтобы одержать победу над самим собой.

Посмотрим, что нам удастся выяснить завтра!..»

Маргарита Серебрянская,

председатель Общественного Союза «Совесть»

Источники:

Сборник сказок «О гномах и сиротке Марысе. Крабат. Мой прадедушка, герои и я», М., изд-во «Правда», 1988 г.

https://www.livelib.ru/book/1000321431-moj-pradedushka-geroi-i-ya-dzhejms-kryus

https://ru.wikipedia.org/wiki/Крюс,_Джеймс

https://librebook.me/tim_taler__or_the_sold_laughter/vol1/2

https://booksonline.com.ua/view.php?book=41743&page=18