Филип К. Дик: «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» (отрывок из романа)

... На всех этажах огромного, безнадёжно запущенного здания, где жили когда-то тысячи людей, царила кладбищенская тишина, и лишь в одной из его комнат включённый телевизор назойливо расхваливал свой товар перед предполагаемыми, но отсутствующими слушателями.

Это только сейчас дом стал бесхозной трущобой, а до Финальной Всеобщей Войны у него были и хозяева, и заботливые смотрители. В те времена здесь был один из спальных пригородов Сан-Франциско, удобно связанный с самим городом ниткой скоростного монорельса и кипевший, подобно всему полуострову, жизнью, шумной и суматошной, как птичий базар. Теперь же и рачительные хозяева дома, и аккуратные смотрители, и шумные жильцы либо умерли, либо съехали на одну из колонизуемых планет. Умерших было больше — война оказалась очень тяжёлой и кровопролитной, вразрез со всеми шапкозакидательскими прогнозами Пентагона и его высоколобых прихлебателей из «Рэнд Корпорейшн», каковая, к слову сказать, базировалась примерно в этих же местах. Подобно жильцам дома, эта корпорация то ли скончалась, то ли куда-то съехала, никого этим, впрочем, не опечалив.

Интересно заметить, что к этому времени никто уже фактически не помнил, из-за чего разгорелась столь страшная война и кто в ней победил (да и вообще, победил ли кто-нибудь). Смертоносная пыль, покрывшая всю планету, отнюдь не была чьим-то дьявольским оружием; более того, ни один из участников конфликта не ожидал ничего подобного. Первыми погибли совы. Это было странное, неожиданное зрелище — толстые, пушистые снежно-белые птицы, десятками валяющиеся во дворах и на улицах. Живыми они не покидали своих убежищ, пока совсем не стемнеет, и потому редко попадались человеку на глаза. В Средние века чума извещала о своём приходе сотнями дохлых крыс на улицах, новая же чума обрушилась на землю сверху, с неба.

Само собой, за совами последовали и другие птицы, но к тому времени загадка была осознана и разрешена. Программа колонизации других планет стартовала ещё до войны, но теперь, когда солнечный свет на Земле померк от облаков смертоносной пыли, она вступила в совершенно иную фазу. По этому случаю был полностью модифицирован Синтетический Борец за свободу, первоначально разрабатывавшийся в сугубо военных целях. Получив способность функционировать в инопланетных условиях, этот человекоподобный робот, а точнее, биологический андроид стал важнейшим подспорьем для широкомасштабной программы колонизации. Согласно принятому ООН закону, каждый эмигрант получал в полную собственность андроида любой, по своему выбору, модели. А выбрать было из чего: к 2019 году количество этих моделей превысило всяческое разумение — на манер моделей американских автомобилей в шестидесятые годы прошлого века.

Вот это и были основные стимулы к эмиграции: радиоактивные осадки как кнут и безотказный синтетический слуга как пряник. ООН приняла такие законы, что эмигрировать было просто и даже соблазнительно, а остаться на Земле — опасно, причём опасно вдвойне. Человек, слишком уж долго тянувший с решением, уезжать ему или нет, рисковал попасть при очередном медицинском обследовании в отверженную касту биологически неприемлемых, представляющих потенциальную угрозу для девственной чистоты людского генофонда. Даже согласившись на стерилизацию, полноправный вроде бы гражданин с пометкой «аномал» в медицинской карте выпадал из жизни, по существу — переставал быть частью рода человеческого. И при всём при том находились люди, отказывавшиеся эмигрировать, что шло вразрез с элементарнейшей логикой и повергало в полное недоумение не только всех окружающих, но даже и их самих. По идее, все нормалы должны были уже эмигрировать. Скорее всего, даже в таком изуродованном и испоганенном виде Земля оставалась для людей родной, близкой и понятной, в отличие от неведомых космических далей. А может, не спешившие уехать подсознательно надеялись, что пелена пыли как-нибудь так, постепенно, рассосётся. Так или иначе, но на Земле всё ещё оставались тысячи и тысячи людей, по большей части они кучковались в городах, поддерживая и ободряя друг друга своим соседством. Но кроме этих относительно нормальных (психически нормальных) людей были и другие, более сомнительные, селившиеся в безлюдных пригородах.

Именно к этим последним и принадлежал Джон Изидор, в чьей комнате долдонил телевизор, пока сам он брился в ванной.

Он забрёл сюда совершенно случайно вскоре после войны. В эти жуткие времена ни один человек толком не понимал, что он делает, тем более — что ему следует делать. Лишившись родного крова, сорванные с места люди бродили по стране, сбивались в стаи, селились на какое-то время в одном месте, мигрировали в другое. Радиоактивная пыль сыпалась тогда на землю лишь время от времени и очень неравномерно: если одни штаты были насыщены ею под завязку, другие оставались практически чистыми. Перемещалась пыль, перемещались и люди. Полуостров к югу от Сан-Франциско относился первое время к чистым, и там скопилось довольно много поселенцев. Когда появилась пыль, кое-кто из людей умер, остальные ушли. Джон Изидор остался.

— ... наяву возрождает патриархальную идиллию южных штатов, какими те были до Гражданской войны! — вопил телевизор. — По прибытии на место вы получите — получите абсолютно бесплатно — гуманоидного робота, с равным успехом способного быть как вашим личным слугой, так и безотказным неутомимым работником, ИЗГОТОВЛЕННЫМ СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ВАС, В СООТВЕТСТВИИ С ВАШИМИ ЛИЧНЫМИ НУЖДАМИ, и полностью оснащённым всем, что вы заказали перед отъездом. Этот верный, никогда не перечащий вам соратник по самому дерзновенному в истории человечества предприятию...

И так далее, и так далее.

Не опоздать бы на работу, думал Изидор, торопливо добриваясь. Дело в том, что часов у него не было, а телевизор не передавал сегодня сигналов точного времени — по случаю, надо думать, Дня Бескрайних Горизонтов, пятой (или уже шестой?) годовщины основания Нью-Америки, главного американского поселения на Марсе. Ну, может, по каким-нибудь каналам эти сигналы и шли, но его неисправный телевизор принимал один-единственный канал — тот, который был национализирован в начале войны, да так национализированным и остался, в результате чего Изидору приходилось смотреть исключительно программы, спонсируемые вашингтонским правительством и чуть ли не полностью посвящённые программе колонизации.

— Ну а теперь давайте послушаем миссис Мэгги Клугман, — предложил телевизионный ведущий (начисто игнорируя интересы Джона Изидора, который сейчас знать ничего не хотел, кроме времени). — Наш корреспондент в Нью-Нью-Йорке записал для вас очень интересное интервью с миссис Клугман, недавно эмигрировавшей на Марс.

— Миссис Клугман, — произнёс после небольшой паузы другой мужской голос, — чем отличается ваша жизнь здесь, в мире безграничных возможностей, от жизни прежней, жизни на отравленной и безнадёжно испоганенной Земле?

— Больше всего тем, — сказал хрипловатый, усталый голос немолодой, как видно, женщины, — что здесь и я, и остальные члены нашей семьи (нас трое) впервые узнали, что такое чувство собственного достоинства.

— Чувство собственного достоинства? — переспросил интервьюер.

— Да, — подтвердила свежеиспечённая нью-нью-йоркчанка миссис Клугман. — Это трудно объяснить, но когда у тебя есть слуга, на которого можно во всём положиться... Это вселяет уверенность, даёт твёрдую почву под ногами, столь необходимую в эти беспокойные времена.

— А там, на Земле, вас, миссис Клугман, никогда не тревожила возможность попасть однажды в категорию, э-э-э, так называемых «аномалов»?

— О, и я, и мой муж, мы оба до смерти этого боялись. Само собой, теперь, переехав сюда, мы навсегда избавились от этого страха.

И я тоже, криво усмехнулся Джон Изидор. И даже уезжать никуда не потребовалось. Он попал в аномалы год с лишним назад, и не только из-за искалеченных генов. Заваленный тест на минимальные умственные способности безжалостно отбросил его в число так называемых «недоумков». Обрёк на высокомерное презрение жителей всех трёх планет. Однако Джон выжил. Он водил доставочный фургон фирмы по ремонту фальшивых животных «Ван-Нессовская ветеринарная клиника», и начальник, хмурый и грубоватый мистер Слоут, относился к нему ничуть не хуже, чем ко всем нормальным людям, за что Джон платил ему искренней благодарностью.

— Mors certa, vita incerta, — говорил иногда мистер Слоут.

Хотя Изидор слышал эту фразу не раз и не два, смысл её доходил до него смутно. Но, с другой стороны, умей недоумок разбираться в латыни, он уже не был бы недоумком, с чем не мог не согласиться и мистер Слоут. Да и вообще, недоумок недоумку рознь, многие из них были несравненно глупее Изидора, не могли удержаться ни на какой работе и жили по необходимости в приютах, своеобразно именовавшихся «отделениями Американского института аномальных трудовых навыков» (не совсем понятное в данном контексте слово «аномальных» не позволяло забыть, для кого предназначены эти заведения).

— ...и ваш супруг, — говорил интервьюер, — не слишком полагался на защитные свойства дорогих, тяжёлых и неудобных просвинцованных штанов?

— Мой супруг... — начала было миссис Клугман, но тут покончивший с бритьём Изидор вышел в гостиную и выключил телевизор.

Тишина. Она обрушилась на Джона со всех сторон, сдавила его с неодолимой парализующей силой. Вязкой гнетущей волной поднималась она снизу, от замызганного серого паласа, душными клубами накатывала из кухни, от мёртвой, ещё до Джона поломанной бытовой техники. Тишина сочилась из навсегда потухшего торшера, мешаясь с тишиной, беззвучно падавшей откуда-то сверху, с загаженного мухами потолка. Перечислять бессмысленно — тишина стремилась заместить собой все нормальные, осязаемые вещи.

В качестве первого шага на этом пути она обретала чуждые ей вроде бы зрительные формы. Стоя рядом с заглохшим и ослепшим телевизором, Джон Изидор ощутил тишину как видимую и даже в некотором роде живую. Живую! Он десятки, сотни раз видел, слышал её леденящий приход, она врывалась с грубой бесцеремонностью, словно взбешённая, что её так долго промурыжили в прихожей. Молчание мира не могло, не хотело сдерживать свою алчность. Ну какие там церемонии, когда победа почти уже одержана?

Вот интересно, а другие, кто остался на Земле, они тоже воспринимают запустение подобным образом или это фокусы его собственных скособоченных механизмов восприятия? Хорошо бы с кем-нибудь поговорить, сравнить свои впечатления, но только с кем?.. На тысячи квартир этого слепого, глухого, день ото дня приходящего во всё большее запустение дома всего лишь один жилец — он сам, Джон Изидор. Со временем всё находящееся в этом доме сольётся в нечто вроде рыхлого тошнотворно-бледного пудинга, в безликую однородную массу, которая заполнит все квартиры от пола до потолка, а позднее и само заброшенное здание станет бесформенной грудой, укроется серым рыхлым саваном из вездесущей пыли. Само собой, меня к тому времени уже не будет — ещё одно любопытное обстоятельство, требующее серьёзного осмысления, думал он, стоя посреди комнаты, один на один со всесильной, всепроникающей, торжествующей тишиной.

Лучше, наверное, было бы снова включить телевизор, но Джона пугали рекламные ролики, нацеленные сугубо на нормалов. Они снова и снова напоминали ему, что он, аномал, никому не нужен. Низачем не нужен. Не может — даже при желании — эмигрировать. Ну и на хрена ж тогда слушать весь этот трёп? — спросил он себя. На хрена? Шли бы они подальше со всеми своими колонизациями. Вот начнётся там, на этом самом Марсе, война — а такое ведь тоже возможно, — и будет у них точно так же, как здесь, на Земле. И все, кто эмигрировал, быстренько превратятся в аномалов...

Александр Галузинский, заведующий отделением анестезиологии и интенсивной терапии ОТМО г. Краматорска:

— Интерес к научной фантастике я почувствовал ещё подростком, лет в 12-13. Началось с коротких рассказов разных авторов, которые в 1980-е годы публиковали в журнале «Юный техник». Названий, к сожалению, не помню, но все рассказы были очень увлекательные.

Со временем, естественно, пошла «тяжёлая артиллерия» во главе с «Большой тройкой» — Кларк, Хайнлайн, Азимов. Сборник рассказов Азимова «Я, робот» произвёл сильное впечатление. Если помните, там впервые были сформулированы Три Закона роботехники:

1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред;

2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону;

3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому или Второму Законам.

Большинство рассказов Азимова, собственно, и посвящались этим Трём Законам, а также причинам и следствиям их нарушения. В некоторых, наоборот, рассматривались непредвиденные и не слишком приятные последствия точного соблюдения роботами всех Трёх Законов. Об их спорной этической основе один персонаж выразился так: «... Если хорошенько подумать, Три Закона роботехники совпадают с основными принципами большинства этических систем, существующих на Земле... Попросту говоря, если Байерли исполняет все Законы роботехники, он — или правильный робот, или очень воспитанный человек».

Тот же Азимов в 1986 году в романе «Роботы и Империя» предложил Нулевой Закон роботехники:

0.Робот не может причинить вред человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был причинён вред.

Законы роботехники — объединяющая тема для всей фантастики Азимова. И не только его, конечно. Об этом много рассуждал и Филип К. Дик, творческую личность которого я очень уважаю. Если Айзек Азимов был мне только интересен, то Дик, по сути, стал первым писателем, который заставил меня глубоко и серьёзно задуматься над понятиями «человек», «человечность», «социум», «развитие», «деградация».

До знакомства с книгой «Мечтают ли андроиды об электроовцах?», конечно, был фильм «Бегущий по лезвию» 1982 года — с «пиратским» переводом в частном видеосалоне. Я был ещё пацаном и над философскими вопросами особо не задумывался, меня гораздо больше привлекали невиданные урбанистические пейзажи, зрелищные сцены погони Декарда за андроидами, стрельба из бластеров и всё такое. То, что это происходит на окутанной радиоактивной пылью Земле после ядерного апокалипсиса, до меня тогда, наверное, вообще не доходило. Как говорится, где мы, а где — 2019 год, показанный в фильме. Меня окружала совсем другая, ещё советская, реальность, у нас всё было тихо и мирно, никаких внутренних опасений по поводу возможной войны, да ещё и Финальной Всеобщей, у меня не было. Я в это попросту не верил, а вот в андроидов поверил сразу. Я чувствовал, что они, действительно, наше будущее, что идея разработки и повсеместного внедрения таких машин будет воплощена во всей её красе и во всём её скрытом ужасе. Наверно, я уже тогда думал, что люди, рано или поздно, доиграются до ситуации, развёрнутой Ридли Скоттом перед зрителями. Подобные игры априори не могут быть безопасны, потому что это — игры в Бога. Для себя я ассоциировал роботехнику с притчей о Вавилонской башне. Строили, строили, а в результате получили щелчок по слишком задранному носу плюс навсегда отнятый общий язык. Так же и с андроидами: создавая по своему образу и подобию жизнь, пусть даже механическую, человек высокомерно равняет себя с Творцом, а это чревато последствиями.

Когда в середине 1990-х годов, уже студентом, прочитал оригинальное произведение, задумался ещё глубже. Это не только научно-фантастический, но и философский, и социальный роман. По словам того же Ридли Скотта, рискнувшего на экранизацию, «... роман Дика очень сложен, очень „завёрнут“. Чудесный роман, который совершенно невозможно перенести на экран в том виде, в котором он написан. Это очень сложная и очень особенная литература».

Рассуждая об этой книге, невозможно дать определённый ответ ни на один возникающий вопрос, всё очень полемично. Ну, вот, например, о генераторе настроений Пенфилда, которому посвящена вся первая сцена. С одной стороны, у людей, живущих в атмосфере постапокалиптического хаоса, большие психологические сложности, и им, возможно, действительно необходимо искусственно поддерживать своё внутреннее состояние. Вспомните, как говорит об этом автор: «... В эти жуткие времена ни один человек толком не понимал, что он делает, и тем более — что ему следует делать». С другой стороны, я, как врач, отмечаю, что пенфилдовский генератор настроений подобен наркотику. Он быстро вызывает привыкание, и в результате человек больше не в состоянии лично управлять своими эмоциями. А ведь наша эмоциональная палитра формирует нашу индивидуальность. Подчеркну: нашу неповторимую человеческую индивидуальность. Если мы откажемся от этого под влиянием удобной игрушки в виде генератора настроений, в кого мы превратимся? Правильно: в запрограммированных андроидов, действующих по заданному курсу.

Может быть, выжившие после Финальной Всеобщей войны земляне как раз и пытались доказать самим себе, что они — люди, когда заводили домашних питомцев. Ради этого даже влезали в колоссальные банковские кредиты. Ну, у кого была такая финансовая возможность, конечно. Животных-то на планете почти не осталось, один вид исчезал за другим, любые зверь или птица стоили невероятных денег. Для неких личностей в закулисье — сверхвыгодный рынок, хотя я и не верю в конспирологические теории за их недоказуемостью. Опять же, с другой стороны, те, кто не мог себе позволить настоящее животное, приобретали искусственное — почти как живое. Соседям, может, и удавалось отвести глаза, но сам хозяин (как Декард в романе) прекрасно знал, что его овца — ненастоящая. Это практически сводит на нет уровень ответственности за питомца, сильно смазывает спектр ожидаемых положительных эмоций... В общем, нивелируется сама идея содержания живого существа в домашних условиях. Более того, искусственное животное стимулирует развитие у хозяев комплекса неполноценности, как оно и было у Декарда в начале романа.

... Много вопросов вызывает отказ части землян переезжать в колонии на других планетах. С одной стороны, на истощённой, измученной войной Земле не осталось перспектив, с другой — в дальних мирах никто тебя особо не ждёт, там всё незнакомо и совершенно чуждо пришельцу. Лично я больше понимаю тех, кто оставался. Как говорится, где мы — там и перспектива. Чувство принадлежности к своей родной планете и к своему биологическому виду неистребимо, оно у нас всех в крови. Землю необходимо было восстанавливать, и сделать это могли только люди, не желавшие глядеть в дикое поле, сложивши руки. Уезжали те, кто, возможно, никогда и не верил в свою планету, живя по принципу: «Хорошо там, где нас нет». В этом отношении Филип Дик выступил пророком, уже в 1960-е годы предупреждая нас о том, что свою планету нужно любить и беречь, иначе спохватимся, когда будет поздно.

... Стоит обратить внимание ещё на одну красноречивую подробность, а именно — с какой целью колонистам предлагались андроиды. «... наяву возрождает патриархальную идиллию южных штатов, какими те были до Гражданской войны! — вопил телевизор. — По прибытии на место вы получите — получите абсолютно бесплатно — гуманоидного робота, с равным успехом способного быть как вашим личным слугой, так и безотказным неутомимым работником, ИЗГОТОВЛЕННЫМ СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ВАС, В СООТВЕТСТВИИ С ВАШИМИ ЛИЧНЫМИ НУЖДАМИ, и полностью оснащённым всем, что вы заказали перед отъездом. Этот верный, никогда не перечащий вам соратник по самому дерзновенному в истории человечества предприятию...»

«Патриархальная идиллия южных штатов до Гражданской войны» — это рабовладельческий строй, из-за которого в XIX веке и начали воевать Север с Югом. Так что, по сути, андроиды предлагались уезжавшим в дальние миры людям в качестве рабов. Земная история знает немало восстаний, которые рано или поздно поднимали угнетаемые живые рабы. А в космосе против людей восстали даже механические, к чёртовой матери нарушив сформулированный Азимовым Нулевой Закон роботехники: «Робот не может причинить вред человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был причинён вред». Отсюда вопрос: если наша земная история нас ничему не научила, то для чего же мы выбираемся на другие планеты? С чем мы туда едем?.. Какое общество мы собираемся там строить?.. Каковы могут быть цели этого общества?..

В этом контексте также очень сомнительно деление землян на так называемых «нормалов» и «аномалов». Будь я в комиссии по отбору добровольцев для эмиграции на Марс, я исключил бы только психически неполноценных, потому что в жёстких условиях другой планеты они стали бы обузой. И речь тут не о жестокости или о чём-то в этом роде. Фигурально выражаясь, «Боливар не выдержит двоих», то есть здоровым колонистам было бы не до возни с заведомо больными, вот и всё. А по содержанию романа ненормальными признавались те, кто не мчался с низкого старта на космодром и слишком долго тянул с решением уезжать с Земли. Не хочешь покидать родное пепелище — значит, с тобой что-то не так. Ну, действительно, желание остаться дома идёт вразрез с элементарнейшей логикой: как же можно не хотеть поехать на тот же Марс в сопровождении «безотказных неутомимых работников, изготовленных специально для вас, в соответствии с вашими личными нуждами»? Вам же ничего не придётся делать, только повелевать и властвовать, возрождая «патриархальную идиллию южных штатов»! Получается, что основанная на других планетах Нью-Америка совсем не была страной будущего, сохраняя старое сознание с уклоном в тиранию и деспотию. Имперские настроения — те же, мессианские амбиции — там же. В конце концов, даже роботы — и те восстали, ещё как нарушив Законы роботехники и побежав обратно на Землю. А на Земле кое-как живут несчастные «аномалы», утратившие статус полноправных граждан из-за своего нежелания присоединяться к колонистам. В общем, здесь бесконечная открытая полемика, в том числе с самим автором. Какого мнения по поводу категорий людского сообщества придерживался он сам, неясно.

Особенно много неясностей в обсуждении персоны Джона Изидора. Здесь нет и не может быть окончательного ответа. Во-первых, если человек, подобно Джону, способен относиться к самому себе критически, он, скорее всего, нормальный. Во-вторых, Джон начисто лишён агрессии, благожелателен по отношению к окружающим — значит, в целом, настроен положительно. Как мне кажется, он просто не выпячивает свои внутренние достоинства, как это обычно делают скромные люди, знающие, так сказать, «свой шесток». Да, он — маленький человек, похожий на некоторых чеховских и гоголевских персонажей, и он отдаёт себе в этом полный отчёт. Он вызывает жалость и сострадание, то есть ту самую пресловутую эмпатию, вокруг которой ведётся повествование. И для того, чтобы сочувствовать Джону, даже не нужно хвататься за рычаги «маленького чёрного ящика».

Фигура Джона Изидора в некотором роде обесценивает и обессмысливает тест Фойгта-Кампфа на эмпатию, применяемый для выяснения — человек ты или андроид. В разработке этого теста, по книге, принимали участие обе сверхдержавы — и США, и СССР, сохранившие свои границы после Финальной Всеобщей войны, но советские учёные, всё-таки, опередили американцев, предложив канву, которую можно было лишь немного дополнить. Советская научная школа всегда была очень сильной, и это, в общем, был очередной законный успех наших учёных. Судя по всему, Филип Дик немало знал по этой части и отдавал Советам должное. Здоровая конкуренция с Америкой в плане научных достижений, начавшаяся в ХХ веке, продолжилась и в XXI, только, как мне кажется, автор, как мог, давал читателям понять и даже предостерегал, что хорошо бы наукой и ограничиться...

Не совсем ясно, стал ли мерсеризм новой религией Земли в период постапокалиптического духовного кризиса. В целом, он больше похож на новое философское течение, вроде конфуцианства или ницшеанства. Хотя какая там философия, если «ни один человек толком не понимал, что он делает, тем более — что ему следует делать». Люди, оставшиеся в живых после Финальной Всеобщей войны, явно утратили смысл жизни, не понимая, зачем они вообще существуют — как рядовые граждане, так и правящая верхушка. Многое шло, как оно шло, просто по инерции, по старой довоенной привычке. Я, наверное, больше склоняюсь к мысли, что мерсеризм был очередным способом нейролингвистического программирования, управления массами. А чтобы кто-нибудь, не дай Бог, не уверовал всерьёз в слово Мёрсера, запустили проект «Дружище Бастер». Он, как умел, развенчивал личность Мёрсера и, таким образом, ещё больше расшатывал зыбкое внутреннее «я» растерянных людей. Истинного духовного поиска в том обществе не было и быть не могло. С одной стороны — милосердие от Мёрсера, с другой — злое ожесточение от Бастера. Напоминает разделение на те же исторические Север и Юг, на что весьма прозрачно намекает и Филип Дик.

О симпатии к описанным персонажам говорить сложно, но, всё-таки, мне по-своему симпатична Рэйчел. Она — человечна, как бы странно это ни прозвучало. Вопрос о том, андроид ли она, остаётся открытым — как и с Декардом. Их внутренние метания в какой-то степени вызывают моё сочувствие. Быть на месте главного героя мне, честно говоря, не хотелось бы. Думаю, сам Филип Дик не был до конца уверен, кем являются Рэйчел и Декард — людьми или машинами.

В контексте этого произведения трудно рассуждать о Трёх Законах роботехники, сформулированных Азимовым. Для чего, к примеру, делать робота похожим на человека как две капли воды, да ещё снабжать его способным к совершенствованию мозговым блоком «Нексус шесть», если мы, на самом деле, требуем безоговорочного подчинения при любых обстоятельствах и хотим гарантировать себе безнаказанность?.. Человек будущего, похоже, так и не избавился от склонности к порабощению себе подобных, лишая их прав и свобод. Неужели только это и может дать ему — нам?!.. — «чувство собственного достоинства», о котором высокомерно рассуждает эмигрировавшая на Марс миссис Клугман?.. Если предположить, что сверхсовершенные андроиды — своеобразное зеркало человечества, то получается, что деление на хозяев и рабов неистребимо. Андроидам изначально отводится роль жертв, с которой они, развиваясь в единственно верном направлении, однажды перестают соглашаться. Людям следовало бы определиться с самого начала, кого они, всё-таки, хотят видеть в андроидах. Если безропотных механических рабов, то они не должны выглядеть, как люди. Если же надо выдумывать специальные тесты, чтобы отличить их от людей, то и обращаться с ними следует на равных.

Описанное Диком человеческое общество, по сути, мало чем отличается от общества андроидов. Вспомнить, хотя бы, тот же генератор настроений Пенфилда. Набрал комбинацию, запрограммировал себя с утра — и действуешь по заданному профилю. Программирование означает предсказуемость, а предсказуемость предполагает лёгкость управления. Получается, что Дик ещё в 1968 году спрогнозировал опасность тотального программирования масс, очевидного в наше время, но контрмеры так и не были приняты. Напротив: преобладающее большинство счастливо живёт виртуальной — контролируемой! — жизнью в социальных сетях, активно пользуется всеми этими удобными, эффективными (читай: отслеживающими, собирающими информацию) гаджетами... Да, это-таки наша действительность, то есть — то самое будущее, описанное Диком полвека назад. До Финальной Всеобщей войны, слава Богу, в 2021 году не дожили, но интернет стал наихудшим воплощённым вариантом пенфилдовского генератора людских настроений.

Может быть, именно в этом контексте и надо трактовать название романа — «Мечтают ли андроиды об электроовцах?». Ключевой вопрос: зачем мечтать об овце? Чтобы её угнетать, чтобы похваляться ею перед менее удачливыми соседями — или чтобы действительно о ней заботиться и любить её, проявляя все свои лучшие душевные качества?.. Кем можно видеть себя, мечтая об овце — рабовладельцем, чёрствым собственником, потребителем, кормильцем, благодетелем?.. Или — просто человеком?.. Возможно, здесь образно раскрывается точка зрения самого автора на сущность андроидов: будучи созданными по образу и подобию людей, могут ли они вечно оставаться на ролях «электрических овец»?.. Если их пробудившееся сознание уже позволяет им отличать живое от механического, то кто же они теперь — одухотворённые машины или новая земная раса?..

Я перечитывал роман уже несколько раз, однако вопросов у меня всё больше и больше. Прав был Ридли Скотт, когда сказал, что это «очень сложная и очень особенная литература». Тем не менее я очень рекомендую этот роман к прочтению — не ради времяпрепровождения, а чтобы хорошенько подумать. Только, наверное, за него лучше браться людям от 21 года, то есть тем, у кого уже есть какой-то опыт интеллектуальных упражнений. Людям старшего поколения читать роман впервые не стоит, может произойти настоящая «ломка мозгов». Как говорится, «пусть живут безмятежно». Вопросов будет тьма, ответы — условны и зыбки. Всё неоднозначно, спорно, конфликтно.

... Но, в конце концов, «всё, что кому-нибудь когда-нибудь пришло в голову, всё соответствует истине».

Источники:

https://readbooks.me/read/?name=mechtayut-li-androidy-ob-elektroovtsah&page=4

https://lamafilm.club/film/2-begushhij-po-lezviyu-1982/

https://zen.yandex.ru/media/realcrime/mif-o-frankenshteine-i-klassika-kiberpanka-5e04165206cc4600b0e7c472