Всеволод Иванов: «Художники перед народом».

«Что такое простота и народность в искусстве и, в частности, в литературе? Многим кажется, что и спорить не о чем. Когда несколько лет тому назад я возбуждал вопрос о необходимости создания экспериментального журнала, где бы писатели могли обсуждать свой опыт, один известный критик спросил меня: какова главная задача вашего журнала, за что вы намерены бороться? Я ответил ему: за простоту в искусстве, в литературе. Он мне сказал: «Чего ж бороться за простоту? – если просто, так надо печатать в массовом журнале».

Выходило так, что экспериментальной прозой может быть только проза усложнённая, доступная только искушённым, изысканным людям. Это не так. В таком толковании экспериментальная проза сливается с понятием о формализме, а я хотел сказать, что экспериментальная проза есть достижение простоты в искусстве, и это есть самое трудное, самое сложное, самое тяжёлое для художника.

Сравните простоту у Пушкина, Льва Толстого и Максима Горького – сколь она различна. Она различна не потому только, что люди жили в разные эпохи, воспитывались по-иному – она различна и потому, что художники, каждый по-своему, умели и смогли завоевать эту простоту и ясность и, если позволительно так выразиться, усложнили её от века к веку, от эпохи к эпохе, всё более, всё лучше понимая человека, его потребности и страдания…»

Президент Областного Клуба Предпринимателей «Наше Дело» Татьяна Борозенцева:

Для меня простота в литературе – это, в первую очередь, ясность изложения мысли. По ясному изложению можно судить о прямоте мышления автора, о чёткости его видения,об искренности, честности, опоре на большой житейский опыт.Если излагает запутанно, слишком длинно, туманно – значит, сам ещё толком не разобрался, что именно хочет сказать. Когда автор не выдумывает, не лицемерит, не поучает, не бахвалится, а пишет о том, что ему действительно удалось увидеть и почувствовать, — он прост. Читая такое повествование, сразу настраиваешься на разговор, а это всегда сближает с писателем.Мы просто становимся друзьями.

Конечно, простоту в литературе не стоит путать с опрощением. Когда автор упрощает описание жизни до схемы «ешь-пей-рожай детей, а потом-все-умрём» или «причина вся – водка, и озорники очень, без всякого понимания» — это не вызовет доверия у читателя. Скорее, он с сомнением поморщится: да нет, не всё так запросто, есть же что-то ещё, кроме работы и дома. Вот у Шукшина есть замечательный рассказ на эту тему, называется «Верую». Там главный герой, сорокалетний лёгкий мужик, жил себе с женой в деревне, много работал, особо не философствовал, по будням принимал деревенскую жизнь такой, какой она была. Но по воскресеньям наваливалась тоска. Пробовал пить, не помогало. Маялся чего-то, не знал, чего же ему хочется, куда  надо бежать, кого искать… Говорил жене: душа болит. Спрашивает душа: для чего, мол, носишь меня, для чего топчешь землю. Вот этот самый поиск себя, своего места на земле просто и ясно описывает Василий Макарович Шукшин. И его простота – не фамильярность, не панибратство с читателем. Он не старается показать, что он «свой», с ним можно запросто. В своей жизни он острее переживал, глубже  других проникал в события и отношения, больше экспериментировал – и выпарил свою авторскую простоту, как соль. Что может быть проще соли, самой привычной и доступной приправы? А без неё никак. Кристаллы соли неисчислимы, её простота велика, многогранна. А главное, белоснежна.

Конечно, в разном возрасте по-разному воспринимаешь и личности авторов, и их творчество, и способность писать просто. Потому что ты сам в труде и в муках открываешь для себя простоту жизни. Но неизменным остаётся ощущение вот этой белоснежности соли земли. Вся наша жизнь изначально чиста, без тёмного налёта и накипи. Простое, человеческое её описание ты всегда можешь пропустить через себя, растворить в себе, как соль, добавив вкуса собственному мироощущению. Ещё мне кажется, что простое произведение — оно как стержень, в котором ты ищешь опору, на который нанизываешь свои личные мысли, эмоции, чувства.

Наверное, простоту в литературе стоило бы проверять на детях. Если ребёнок слушает, значит, написано хорошо, просто. Просто – значит, о главном. Главное способен почувствовать сердцем даже маленький человек. Литературу вообще нельзя разделять на «детскую» и «взрослую». Чехов, например, в одном из писем  признавался: «Писать для детей вообще не умею, и так называемой детской литературы не люблю и не признаю. Детям надо давать только то, что годится и для взрослых. Надо не писать для детей, а уметь выбирать для них из того, что уже написано вами для взрослых, то есть из настоящих, полноценных художественных произведений». Сам Антон Павлович был гениальным мастером простоты. Чеховские книги казались современникам единственной правдой обо всём, что было вокруг. «Читаешь чеховский рассказ или повесть, а потом глянешь в окошко и видишь как бы продолжение того, что читал. Все люди – персонажи Чехова. Все их разговоры, свадьбы, именины, походки, причёски, жесты, даже складки на одежде словно выхвачены из чеховских книг. И даже небо над головой — чеховское», — это слова Корнея Чуковского.

Такое тождество литературы и жизни приходится наблюдать редко. И сто лет назад, и тем более –сейчас, когда литература откровенно превратилась в способ заработка. Из современных авторов могу отметить, пожалуй, только Марию Семёнову, которая пишет о людях и для людей. Кажется, что она ни на секунду не забывает, что вокруг неё живут люди – сильные и слабые, добрые и злые, обиженные и заплаканные, весёлые и смешливые. Она слушает людей, присматривается к ним, она не «над», а просто рядом. В своём творчестве она честна, искренна, открыта. Её роман «Волкодав» произвёл на меня колоссальное впечатление, а ведь основан он на простых, как земля, истинах: сильный должен защищать слабого, учёный должен наставлять неграмотного, доброму надлежит образумить озлобленного. Читая роман, я чувствовала, что жить – просто, нужно всего лишь любить, сострадать, оставаться верным Чести и Совести. Главный герой по имени Волкодав попадал в понятные житейские ситуации: отомстить за погибшую семью, вытащить из горящего замка пленников, накормить голодного, на последнее имущество выкупить несчастного старого раба, стать телохранителем княжеской дочери и заслонить её собой от покушения, сразиться за безвинно осуждённых… Однако в любой описанной ситуации перед Волкодавом был выбор – сделать или не сделать, остаться самим собой или сподличать, простить или наказать. Выбор простой, но в то же время бесконечно сложный. Путешествуя вместе с Волкодавом, каждый читатель начнёт задавать себе те же вопросы: кто я?.. Какой я?… Одинок ли я в этом  мире?… Умею ли я любить, быть верным и преданным?… Мария Семёнова говорит о фундаментальных понятиях без пафоса, без назидательности. Её книги лишены цинизма, сарказма, пошлой иронии. Она пишет честно, чисто, доброжелательно, со спокойствием опытного, мудрого человека. Я бы даже сказала – Наставника. Семёнову можно и нужно читать и детям, и взрослым. «Волкодав» соответствует любому возрасту и любому времени, так же, как герои Чехова, Шукшина, Горького, Толстого. Творчество этих писателей вечно, потому что оно пробуждает в нас и заставляет звенеть самую нужную ноту – ноту бодрости и любви к жизни.

Простая литература не выполняет прямых социальных заказов, не следует ничьим указаниям, не зависит от политического строя. Она описывает истины вне времени – не надуманные, не «модные», не сформулированные для масс руководящей верхушкой. Отсюда же вытекает для меня и понятие народности в искусстве. Народность в этом контексте не имеет ничего общего с какой-либо отдельной национальностью, с этническим колоритом. Определение «народность»выражает универсальную доступность —  для всех, независимо от нации, возраста, уровня образования, профессии. Простота и народность может отмечаться в любом литературном жанре – исторический роман, детектив, научная фантастика, приключения, фэнтези. Главное, чтобы произведение резонировало с читателем, органически сливалось с ним как с Человеком, проявлялось, как классические барсовы пятна, коих сменять не дано. Ведь мы вырастаем в общей культурной среде, все вместе проникаемся её духом и воспитываем не только своё индивидуальное сознание, но и причастность к многоуровневой коллективной ментальности — со всеми её древними традициями и законами.