«Доброе утро, полночь!», или «Полночное небо»: «Он упорно трудился и достиг невиданных высот, его научный авторитет неуклонно рос... и всё-таки этого было мало...»
Октябрь 25, 2025 в Книги, Кино, просмотров: 8

В 2016 году американская писательница Лили Брукс-Далтон опубликовала научно-фантастический роман «Доброе утро, полночь!». Произведение посвящено теме пристального изучения космического пространства, неизбежно влияющего на психологию человека. Созерцание космоса и философское размышление о месте людей во Вселенной могут мотивировать к самопознанию, переоценке жизненных ценностей, дать острое ощущение настоящего момента — и в то же время спровоцировать непреходящее эмоциональное напряжение, повышенную тревожность, страх перед туманным будущим человечества и растущую социальную изоляцию. «... Как только окружение его отторгало — а это происходило довольно часто, — он, недолго думая, закидывал вещи в кожаный чемодан и переезжал. В небольшой чемодан умещалось всё необходимое. Не требовалось ни грузовиков, ни пузырчатой упаковочной плёнки, ни прощальных вечеринок. Августин просто решал уехать — и неделю спустя уже был далеко».
Главный герой романа Августин Лофтхаус — блестящий астроном, который сознательно отказался от личного счастья, посвятив себя познанию звёзд. Айрис Салливан, для коллег просто «Салли», — астронавт, пожертвовавший времяпрепровождением в кругу семьи ради миссии в область Юпитера. Их разделяют миллионы километров: за окном полярной обсерватории Августина Лофтхауса — бескрайние арктические просторы, за иллюминатором Айрис — ледяная тьма космоса. Однажды их размеренный и устоявшийся учёный быт нарушает нечто непредвиденное: по необъяснимой причине исчезают все земные радиосигналы, а Центр управления космическими полётами перестаёт выходить на связь. В этой пугающей тишине Августин и Салли задаются общим вопросом: отзовётся ли с Земли или из её окрестностей ещё хоть одна живая душа?..
В 2020 году роман «Доброе утро, полночь!» был экранизирован Джорджем Клуни, также исполнившим главную роль. Образ Айрис «Салли» Салливан воплотила Фелисити Джонс. Картина «Полночное небо» получила неоднозначные отзывы критиков, тем не менее Национальный совет кинокритиков США включил её в список десяти лучших фильмов 2020 года. На 93-й церемонии вручения премии «Оскар» «Полночное небо» было номинировано в категории «Лучшие визуальные эффекты».
Действие фильма происходит в 2049 году. В результате глобальной катастрофы погибает большая часть населения Земли, а поверхность планеты оказывается заражена радиацией. Пожилой, страдающий от неизлечимой болезни учёный, находящийся на станции за Полярным кругом, должен предупредить активные космические миссии о случившемся и попытаться убедить их не возвращаться домой...
«ДОБРОЕ УТРО, ПОЛНОЧЬ!»
Глава 1
Солнце наконец-то вернулось в Заполярье, и Августин вышел посмотреть, как оно расцвечивает небесную сталь розоватыми всполохами. Долгие месяцы он не видел дневного света. Нежное сияние ширилось от горизонта, просачивалось в ледяную синеву тундры; на снег ложились длинные тени цвета индиго. Рассвет полыхал всё ярче, розовые краски сгущались в оранжевые, затем — в багряные, словно голодное пламя заглатывало плотные слои облаков один за другим, прежде чем охватить небо целиком. Августин наслаждался этими ласковыми лучами, от которых приятно покалывало кожу.
Всё небо было затянуто облаками — необычно для весны в этих краях. Обсерваторию построили здесь, в Арктических Кордильерах, из-за ясной погоды, разреженной приполярной атмосферы и приличной высоты над уровнем моря. Августин покинул бетонное крыльцо главного здания и по тропе, рассекавшей крутой склон, направился дальше, мимо группы хозяйственных построек, жавшихся к горе. Когда последнее строение осталось позади, солнце уже начало спускаться, а краски — блёкнуть. День продлился минут десять, не больше.
Вдоль северного горизонта, насколько хватало глаз, тянулась покрытая снегом горная цепь. К югу простиралась бескрайняя гладь тундры. В хорошие дни этот пейзаж, похожий на чистый холст, приносил покой. В плохие — угрожал безумием: мир равнодушно взирал на человека, и укрыться от этого взгляда было негде. Августин пока не знал, к какому типу отнести день сегодняшний.
В другой, прошлой жизни, как только окружение его отторгало — а это происходило довольно часто, — он, недолго думая, закидывал вещи в кожаный чемодан и переезжал. В небольшой чемодан умещалось всё необходимое. Не требовалось ни грузовиков, ни пузырчатой упаковочной плёнки, ни прощальных вечеринок. Августин просто решал уехать — и неделю спустя уже был далеко.
После аспирантуры он отправился изучать умирающие звёзды в пустыню Атакама на севере Чили. Затем его ждали Южная Африка, Пуэрто-Рико, Гавайи, Нью-Мексико, Австралия. Он бывал всюду, где располагались самые продвинутые телескопы и системы спутниковых антенн, разбросанные по всему свету, словно хлебные крошки. Чем дальше от житейских забот, тем лучше. Такая жизнь была ему по душе.
Августин не придавал значения странам и континентам; его заботило только то, что творилось далеко за пределами Земли. Он упорно трудился и достиг невиданных высот, его научный авторитет неуклонно рос... и всё-таки этого было мало. Он никогда не был абсолютно доволен и знал, что никогда не будет. Ему хотелось не просто успеха, не просто всеобщего признания. Он жаждал изменить историю, добраться до сути Вселенной — взрезать её, словно спелый арбуз, и первым разложить по полочкам ещё влажные семена, оставив в дураках нерасторопных коллег. Он хотел сжать пальцами сочную красную мякоть и заглянуть в нутро бесконечности, узнать, что происходило на заре времён, хотя бы краешком глаза увидеть, с чего всё начиналось. Он хотел, чтобы его запомнили.
И вот он здесь — семидесятивосьмилетний старик, забравшийся высоко в горы на самом краю мира. Работа его жизни близка к завершению, но всё, что ему остаётся, — глядеть в стеклянные глаза собственного невежества.
* * *
Обсерватория Барбо казалась продолжением горы. Купол телескопа возвышался над окружающим пейзажем, будто кулак надзирателя. Примерно в километре к югу — там, где тундру разровнял и утрамбовал доставленный из Гренландии бульдозер, — виднелись взлётная полоса и ангар, помеченные оранжевыми светоотражающими флажками и сигнальными огнями, которые давно не работали. Ангар пустовал, полоса тоже была заброшена. Последние самолёты принесли сюда вести о войне и забрали исследователей со станции. С тех пор прошло больше года.
Станция была рассчитана на проживание дюжины учёных в течение девяти месяцев. Здесь имелись бочки с топливом, продукты длительного хранения, очищенная вода, лекарства, охотничьи ружья, рыболовные снасти, лыжи, альпинистские кошки и тросы. Научного оборудования хватало с лихвой, а данных поступало столько, что не обработать и за дюжину жизней. Такой расклад в целом устраивал Августина.
Сердцем поселения была обсерватория — капитальное строение, вокруг которого располагались общежития, складские помещения и зоны отдыха. Не будь огромного телескопа, размещённого в главном здании, не существовало бы и самой станции. Окружавшие обсерваторию хозяйственные постройки едва ли могли называться таковыми — в большинстве своём это были водонепроницаемые палатки. В них учёные принимали пищу, спали и хранили личные вещи.
Здешняя исследовательская программа обычно длилась от шести до девяти месяцев, но к моменту эвакуации Августин провёл на станции почти два года. Теперь подходил к концу уже третий год. В Барбо отовсюду съезжались молодые, бойкие учёные, многие из которых только что получили учёную степень. Они с нетерпением ждали момента, чтобы — пусть и ненадолго — вырваться из пут научной педагогики, прежде чем окончательно в ней погрязнуть. Августин свысока смотрел на этих книжных червей, знакомых только с теорией, а опыта почти не имевших. Впрочем, он с трудом смог бы назвать человека, которого не презирал.
Прищурившись, Августин едва различал за плотными облаками зависший над горизонтом круг солнца, рассечённый надвое ломаным контуром Кордильер. Только что миновал полдень, на дворе стоял поздний март. Полярная ночь наконец-то покинула эти суровые края, и теперь — поначалу неспешно — сюда возвращался день. Вначале солнце лишь на пару часов показывалось над землёй. Но Августин знал: уже скоро разгорится полярный день, а звёзды поблёкнут. Яркой вспышкой промелькнёт лето, за ним придёт тусклая осень, а потом вновь воцарится иссиня-чёрная зима. Однако сейчас сложно было представить картину отраднее, чем солнечный диск с топлёными краями, угнездившийся у самого горизонта и льющий свет на раскинувшуюся внизу тундру.
В Мичигане, где вырос Августин, зима наступала постепенно: первый снежок припорашивал землю, его сменяли мягкие, как перина, сугробы; сосульки вырастали всё длиннее и острее, а потом — кап-кап — исчезали в бурлении весны. Здесь, в Арктике, всё происходило иначе. Зима приходила неумолимо — резкая, словно грань бриллианта, оставляя после себя огромные ледники, которые никогда не таяли, и мёрзлую почву, которая никогда не прогревалась.
В постепенно угасавшем полуденном свете по горному гребню трусил белый медведь — к морю, на охоту. Августин подумал, что тоже не прочь облачиться в толстую медвежью шкуру и никогда её не покидать. Он представил, каково это: опустив вытянутую морду, поглядеть на свою огромную лапу размером с поднос, затем перекатиться на спину, чувствуя, как под здоровенной махиной мышц, жира и меха проседает мёрзлая почва. Каково это — вытащить нерпу из лунки во льду и, убив её одним мощным ударом, погрузить зубы в свежую, дымящуюся плоть, — а потом, насытившись, уснуть на чистом, только что выпавшем снегу? В голове — ни одной мысли, одни инстинкты: желание утолить голод или уснуть, а в нужное время года — позыв к размножению. Никакой любви, никакой надежды, никаких сожалений. Звери созданы, чтобы бороться за жизнь, а не размышлять о былом.
Августин готов был улыбнуться своим мыслям, но его губы нечасто принимали подобный изгиб. Он знал о любви не больше, чем белый медведь. Он никогда её не понимал. Когда-то давно он испытывал зачатки менее сильных эмоций — вины, сожаления, обиды, зависти, — однако всякий раз обращал свой взор к небу и обретал покой. Августина волновали только звёзды. Возможно, это и была любовь, просто сам он никогда не давал ей названия. Всепоглощающий безответный роман со Вселенной — с её пустотой и наполненностью. На другую, земную любовь, не хватило бы ни сил, ни времени, и Августина это устраивало.
Лишь однажды он был близок к тому, чтобы посвятить свою любовь другому человеку. Лет в тридцать с небольшим он повстречал красивую женщину с острым, как бритва, умом. Они вместе работали в Сокорро — городке, затерявшемся на просторах Нью-Мексико. Она тоже была научным сотрудником, дописывала диссертацию. Впервые её повстречав, Августин сразу понял: это особенная женщина. Но когда она сообщила ему о беременности, он почувствовал лишь искорку тепла, которая быстро угасла. Он словно увидел вспышку сверхновой в шести миллиардах световых лет от Земли: нечто свершившееся, нечто прекрасное, но уже угасающее — бледное послевкусие. Августин попытался убедить женщину сделать аборт, а когда она отказалась, переехал как можно дальше и провёл много лет по другую сторону экватора, боясь приблизиться к ребёнку, которого был не в силах полюбить.
Шли годы, и наконец он заставил себя выяснить, как зовут дочку и когда у неё день рождения. Когда девочке исполнилось пять, он отправил ей в подарок дорогой любительский телескоп, на шестой день рождения — модель небесной сферы, на седьмой — первое издание «Космоса» Карла Сагана с подписью автора. О следующем дне рождения Августин забыл, однако на девятый и десятый отправил дочери ещё пару книг — передовые труды по практической астрономии. А потом он потерял связь и с девочкой, и с её матерью. Кусок лунной породы, который он обманом раздобыл в геологическом отделе и отправил в качестве нового подарка, вернулся с пометкой «недействительный адрес». Августин решил больше не разыскивать дочь и оставить всё как есть. Он и так уже заигрался: эти подарки стали исключением, постыдной слабостью в его жизни, всецело подчинённой логике. С тех пор он всё реже вспоминал особенную женщину и её дочь, пока не забыл о них вовсе.
Белый медведь неторопливо спустился по склону и пропал из виду, затерявшись в снегах. Надвинув на лоб капюшон, Августин сильнее затянул завязки у подбородка. Пурга хлестала по лицу. Он закрыл глаза, вдохнул игольчатый морозный воздух, почувствовал, как немеют пальцы ног в шерстяных носках и тяжёлых ботинках. Волосы и борода поседели лет тридцать назад, но кое-где на подбородке и шее по-прежнему пробивались чёрные волоски, как будто их обладатель оставил работу над старением неоконченной, переключившись на другую задачу. Августин давно считал себя стариком. К смерти он был определённо ближе, чем к рождению — уже не мог, как раньше, далеко ходить, не мог крепко стоять на ногах. Но именно этой зимой он почувствовал себя особенно древним. Просто развалиной. Тело как будто скукоживалось — спина всё сильнее горбилась, кости теснее прижимались друг к другу. Августин начал не только терять счёт времени, — что неудивительно, когда вокруг бесконечные зимние сумерки, — но и путаться в мыслях, часто, как будто спросонья, не мог вспомнить, о чём думал минуту назад, куда собирался пойти, что делал. Он попытался представить, что будет с Айрис, когда она останется одна, но тут же себя одёрнул: кому какое дело.
* * *
Когда Августин вернулся в главное здание обсерватории, краски неба уже поблёкли, уйдя в сумеречную синеву. Чтобы открыть тяжёлую стальную дверь, пришлось изо всех сил навалиться на неё плечом; в прошлом году она поддавалась легче. С каждым проведённым здесь месяцем тело становилось всё более хрупким. Экономя горючее, Августин отапливал только верхний этаж: одну длинную комнату, где хранил самые ценные приборы. Эта же комната служила им с Айрис спальней. Сюда перекочевал и полезный скарб с нижних этажей, а также из хозяйственных построек: две электроплитки, гнёздышко из сваленных в кучу спальных мешков и бугристых матрасов, скудный набор тарелок, кастрюль и столовых приборов, электрический чайник.
Делая передышку на каждой ступеньке, Августин поднялся на третий этаж и запер за собой дверь, чтобы сохранить тепло. Постепенно, слой за слоем, избавившись от верхней одежды, он повесил вещи на прибитые к стене крючки, которых было слишком много для него одного. Нацепив каждую варежку на отдельный крючок, размотал шарф и повесил его тоже. Он всегда развешивал одежду в длинный ряд — возможно, чтобы комната не выглядела слишком пустой: если заполнить пространство следами своего присутствия, то одиночество перестаёт казаться вопиющим. Дальний конец вешалки занимали несколько пар фланелевых брюк, тёплые кальсоны, толстые свитеры. Августин долго возился с застёжками на парке, затем — с молнией. Наконец, повесил куртку рядом с остальной одеждой.
Его спутница, Айрис, редко говорила, хотя время от времени мурлыкала под нос мелодии собственного сочинения. Эти звуки лились из её горла в унисон с гулом ветра, словно часть природной симфонии. Августин прислушался, не напевает ли Айрис, однако не уловил ничего похожего. Как правило, её было трудно заметить — она любила сидеть не двигаясь, так что он тщательно осмотрел комнату: не блеснут ли в сумраке глаза, не раздастся ли шелест дыхания.
В обсерватории осталось только два обитателя, а ещё телескоп, да бескрайняя тундра вокруг. Последнюю группу исследователей отправили на ближайшую военную базу, а оттуда — в родные места, где они, вероятно, воссоединились с близкими. Во внешнем мире творилось какое-то бедствие, но подробностей никто не знал. За учёными прибыли военные лётчики. Перед тем, как объявить начало сборов, капитан собрал всех в кабинете начальника станции. Он провёл перекличку и объяснил, когда и в каком порядке подниматься на борт самолёта C-130 «Геркулес», который ждал на взлётной полосе.
— Я никуда не полечу, — заявил Августин, когда назвали его имя.
Среди военных кто-то усмехнулся. Несколько учёных возвели глаза к потолку. Сперва никто не принял его слова всерьёз. Но Августин стоял на своём. Лезть в самолёт вместе со всем этим стадом баранов? В обсерватории у него оставалась работа — смысл всей жизни. Он решил, что прекрасно справится без остальных, и уедет, когда сам посчитает нужным.
— Обратно мы не вернёмся, — теряя терпение, втолковывал капитан. — Все, кто останется на станции, будут отрезаны от внешнего мира. Либо вы летите сейчас, либо не летите вообще.
— Я понимаю, — ответил Августин. — И я остаюсь.
Капитан посмотрел ему в глаза и увидел безумного старика — достаточно безумного, чтобы говорить всерьёз. Он выглядел как дикий зверь: зубы обнажены в подобие оскала, борода взъерошена, взгляд немигающий. У военных и без того было много дел — столько людей, о которых нужно позаботиться, столько оборудования для перевозки... А времени в обрез; не тратить же его на безумца? Так что капитан оставил Августина в покое до конца собрания, однако когда остальные разошлись, всё-таки отозвал его в сторонку.
— Мистер Лофтхаус, вы совершаете большую ошибку. — Голос военного звучал ровно, но в нём сквозили враждебные нотки. — Я не намерен силой загонять старика в самолёт, но, уж поверьте, никто не шутил, говоря о последствиях. Самолёт сюда больше не вернётся.
Он положил руку Августину на плечо. Тот отстранился.
— Я всё понял. А теперь — проваливайте.
Августин гордо прошествовал мимо и, захлопнув за собой дверь, поднялся на верхний этаж обсерватории. Там он застыл у окна, выходившего на южную сторону. Во дворе коллеги сновали между палатками и хозяйственными постройками с чемоданами, книгами и техникой в руках. Тяжело нагруженные снегоходы курсировали по склону к ангару и обратно. Августин наблюдал, как люди цепочкой покидают станцию, пока не остался совсем один.
Откуда-то из складок тундры, где находился ангар, взмыл и растворился в тусклом небе самолёт, рёв его моторов слился со стонами ветра. Августин ещё долго стоял у окна, постепенно свыкаясь с обретённым одиночеством. Наконец, он осмотрел помещение и отодвинул в стороны оставленные коллегами вещи, расчистив место для себя одного. Фраза капитана «Обратно мы не вернёмся...» эхом прозвенела во внезапной тишине. Августин попытался прочувствовать весомость этих слов, понять, что они ему сулят на самом деле, но их смысл показался ему слишком окончательным, слишком кардинальным, чтобы долго над ним размышлять. По правде говоря, Августину не к кому было возвращаться. И хотя бы здесь, на станции, он не хотел себе об этом напоминать.
Днём или двумя позже в одном из покинутых общежитий он обнаружил Айрис: она лежала на нижней полке двухэтажной койки, свернувшись в клубочек на голом матрасе, словно забытая кем-то вещь. Прищурившись, он долго разглядывал находку, не зная, верить ли собственным глазам. Это была маленькая девочка — на вид лет восьми — со спутанной копной тёмных, почти чёрных волос, в беспорядке спадавших на хрупкие плечики. Её круглые, орехово-карие глаза, казалось, подмечали всё и сразу. Она, как насторожённый зверёк, словно чего-то выжидала. Августин уже почти убедил себя, что перед ним всего лишь замысловатая игра теней, — как вдруг пружины койки скрипнули: девочка пошевелилась.
— Серьёзно? — пробормотал он себе под нос и помассировал пальцами виски. — Ну что ж, тогда идём.
Он поманил новую знакомую к выходу. Не проронив ни слова, она последовала за ним. Поднявшись на третий этаж главного здания, он бросил ей пакетик с сухофруктами, и, пока нагревалась кастрюля с водой, девочка съела всё подчистую. Потом он состряпал овсянку быстрого приготовления, которую нежданная гостья тоже умяла.
— Бред какой-то, — буркнул Августин, непонятно к кому обращаясь.
Девочка по-прежнему молчала. Он протянул ей книгу, и она принялась перелистывать страницы — непонятно, читая или нет. Августин засел за работу и постарался не обращать внимания на присутствие другого человека рядом.
Он не мог вспомнить, видел ли эту девочку раньше. Её, конечно, хватятся — как же иначе; за ней должны вернуться с минуты на минуту. Наверное, виновата суматоха перед отъездом. Неудивительно, что в такой неразберихе потеряли ребёнка. Как это обычно случается? «Я думал, она с тобой!» — «А я думала, с тобой».
Наступил вечер, но никто так и не прилетел. На следующий день Августин попытался связаться с военной базой в самом северном круглогодичном поселении острова Элсмир. Никто не ответил. Августин проверил другие частоты, все до единой, и на него нахлынул страх. Любительские волны молчали, каналы экстренной связи монотонно потрескивали, не было слышно даже переговоров военных лётчиков. Как будто на всей земле не осталось радиопередатчиков — или больше некому было их использовать. Августин продолжил сканировать частоты. Безуспешно. В ответ — только шуршание помех. Он попытался себя успокоить: мало ли, отчего мог случиться сбой? Может, буря? Завтра он попробует снова.
Вот только девочка... Что с ней делать? В ответ на его вопросы она глядела с отстранённым любопытством, словно находилась по другую сторону звуконепроницаемого стекла. Как будто внутри у неё зияла пустота, и осталась лишь безмолвная оболочка с растрёпанными волосами и серьёзным взглядом. Августин не знал, как себя вести, поэтому обращался с ней, как с домашним питомцем — проявлял неуклюжую заботу, как о представительнице другого вида. Он кормил её, когда ел сам. Говорил, когда был в настроении. Водил на прогулки. Подсовывал разные вещи, чтобы она могла поиграть или просто поглазеть: рацию, карту звёздного неба, заплесневелый пакетик с ароматической смесью, найденный в ящике стола, атлас-определитель, посвящённый Арктике. Он старался изо всех сил, хоть и понимал, что не очень-то получается. Впрочем, неудивительно: она была ему чужой, а он был не из тех, кто заботится о бездомных.
Этим сумеречным днём, когда солнце встало, а потом снова спустилось за горизонт, Августин искал девочку везде, где она любила бывать. Обычно она зарывалась в спальные мешки, как ленивая кошка, забиралась с ногами в одно из кресел на колёсиках, сидела за столом, тыкая отвёрткой во внутренности сломанного DVD-плеера или пристально глядела через грязные стёкла окон на бесконечную цепь Кордильер. Девочки нигде не было видно, однако Августин не волновался. Порой она пряталась, но не убегала далеко и никогда не пропадала надолго. Он разрешал ей иметь свои тайники и секреты. Это казалось справедливым: на станции не было ни кукол, ни книжек с картинками, ни качелей — ни одной вещи, которую девочка могла бы назвать своей. Впрочем — как постоянно напоминал себе Августин, — ему было, по большому счёту, наплевать...
Источник:
https://loveread.ec/read_book.php?id=92685&p=1
РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОСМОТРУ Х/Ф «ПОЛНОЧНОЕ НЕБО»:
https://filmix.my/film/drama/147765-v-polnochnoe-nebo-2020.html



.jpg)


































