Источник в привычном для нас понимании – родник, ключ, начало ручья или реки. Наука о прошлом, история, знает и другое значение этого слова, близкое к первоначальному: источник – это остаток былого и (или) свидетельство о нём. Изучая источники, историк «вычерпывает» из них события, факты и другую историческую информацию.

Источник – это вечное в исторически конечном. Насколько интереснее, например, читать «Ромео и Джульетту», если видеть в пьесе не просто очередную иллюстрацию неистребимой людской страсти, а художественно-достоверный портрет эпохи! Сила и слабость Джульетты, этой девочки-девушки, так рано и стремительно повзрослевшей и так опьянённо-нуждающейся в собственной раскрепощённой человечности, — это драма всего Ренессанса. Ощутить себя современником безвозвратно ушедшей эпохи, «прожить тысячу жизней», постичь многообразие единого и постоянно исчезающую хрупкость  вечного помогают нам источники.

Уже перевод источника на другой язык представляет огромные трудности, которые только увеличиваются с ростом мастерства переводчика; воистину «умножая познание, умножаешь скорбь». Кем-то справедливо замечено, что перевод – это наиболее глубокий вид чтения.  В самом деле, здесь приходится задумываться над истинным смыслом слова, искать аналогию непереводимой метафоре, докапываться до подтекста, который обязательно должен дойти до читателя. (Ещё не перевелись, впрочем, наивные читатели, которые требуют от писателей давать всё произведение «открытым» текстом). То же самое мы – с большим или меньшим успехом – делаем при обычном чтении, хотя в отличие от переводчика редко задумываемся над этим.

Вот почему умение читать требует  своей школы, в начальных классах которой учатся составлять связные и законченные фразы, а аттестат зрелости получают тогда, когда умеют вдохнуть в текст весь богатейший смысл, когда-то завещанный ему автором.

Источники вплетены а нашу жизнь, напоены интонациями живой речи, пропитаны верой и предрассудками эпохи, бережно хранят её нормы и традиции. Летописец Нестор, видевший в своём труде исполнение заповеди Господней, и современный околонаучный халтурщик, создающий ради гонорара очередную полуправдивую версию прошлого, могут писать об одном и том же. Но сколь несравнимо ими написанное!..

Автор и созданный им источник выступают для вдумчивого читателя неким кентавром, живая и тленная половина которого передаёт часть своего духовного света половине вещественной.

Погружаясь в перипетии жизни автора, постигая пути и тупики его судьбы, видишь созданное им объёмно, с нескольких, порой парадоксальных, точек зрения, испытывая при этом невольное изумление, как будто видишь собственный дом из иллюминатора  низко летящего самолёта. Субъективность источника – не недостаток, а органически присущее ему качество. То, что автор не пишет обо всём, не прозревает, подобно восточному магу, всех отдалённых причин и последствий происходящего, свидетельствует лишь о том, что он стоит на какой-то позиции, смотрит на мир со своей личной точки зрения. В субъективности документа, в его непохожей похожести – по форме и содержанию – на своих собратьев таится огромная воспитательная сила: читая его, мы обогащаемся ещё одной (более или менее удачной) вариацией на самую интересную для каждого человека тему Жизни.

Пусть же ваши встречи с миром письменных источников помогут вам увидеть себя в далёких предках и услышать биение их сердец в ваших собственных!

Восхождение к источнику так же бесконечно, как восхождение к самому себе.