В небольшом сквере, недалеко от здания Казанского университета, есть памятник Николаю Ивановичу Лобачевскому. Склонив голову, он погрузился в размышления, на умном сосредоточенном лице — твёрдая воля, упорство…

Имя Лобачевского по праву стоит в первом ряду имён величайших учёных человечества. Он создал неевклидову геометрию — учение о времени и пространстве, открывшую новую эру в науке — эру атома и космоса.

Вся жизнь Лобачевского, его разносторонняя деятельность были связаны с Казанью. Здесь он учился, работал. Здесь завершил свой великий научный подвиг.

В документальном романе «Юность Лобачевского (рождение гения)» ярко и интересно рассказывается о гимназической поре, учёбе в университете юного Лобачевского, о том, каким трудным и сложным был его путь в неизведанное. Он шёл подчас окольными тропами, много ошибался, плутал, пока не выбрался наконец на прямую дорогу науки.

Автору книги, Джаваду Тарджеманову, удалось не только проникнуть в процесс творчества молодого учёного — «Колумба геометрии», но с теплотой и откровением воссоздать его живой, обаятельный образ.

«Юность Лобачевского (рождение гения)» (Д. Тарджеманов, К., 1968 г.)

Глава «Первый порыв» (фрагмент)

… Снежное поле без конца и края. Резкий ветер прямо на глазах наметает сугробы в рост человека, пересыпает снегом дорогу. Мороз всё крепчает. Коля бежит и бежит по дороге, чтобы не замёрзнуть, но холод пронизывает до костей. А дорога всё тянется и тянется без конца… И не видно на ней, сколько глаз хватает, ни зверя, ни человека.

Наконец, далеко впереди, что-то замаячило, зачернело. Обоз! Люди! Коля напрягает последние силы, догоняет их. Сани гружены мороженой рыбой. Кое-где рыбьи головы торчат из-под покрывала, аккуратно зашпиленного деревянными шпильками, рты их раскрыты, точно они хотели что-то проговорить и не успели. Коля не заметил, как поравнялся с плечистым подростком: закинув мешок за плечи, он размашисто шагает за обозом. Лицо знакомое. Где они виделись?

— Эй, паренёк, — кричит Коля. — Куда спешишь?

— В Москву, учиться, — отвечает тот. — А зовут меня Михайло Ломоносов.

— Верно, верно, — радуется Коля. — Я тебя узнал. Сегодня ещё портрет видел. Только там ты взрослый, а почему сейчас идёшь маленький? Ты что, растёшь наоборот? Ой, как пурга воет. Не вернуться ли нам?

Паренёк упрямо трясёт головой.

— Привычку такую имею, — говорит он. — Куда пошёл — назад не ворочаюсь. Если за дело взялся — не брошу, до конца доведу. И тебе советую так же поступать, понял?

Тут взметнулся снежный вихрь. Лошади, сани, паренёк с мешком — всё исчезло в белой мгле…

Коля испуганно вскрикивает и открывает глаза. Одеяло свалилось с кровати на пол, окно не затворено, в него задувает холодный ветер. Братья Саша и Алёша мирно спят на соседних кроватях. Коля поднимается закрыть окно: с кровати со стуком падает книга. Биография Ломоносова. Вот откуда этот удивительный сон. Как же он сказал: «Куда пошёл — назад не ворочаюсь. За дело взялся — не брошу, до конца доведу». Хороший сон. Такой не забудешь.

В комнатах уже рассеивался сумрак ночи. Коля осторожно положил книгу на тумбочку. Но спать больше не хотелось. Вытащив из-под подушки таинственную тетрадку в синей обложке и прикрывая её краем одеяла, он погрузился в чтение.

«Слово о Ломоносове»… Воспитание в родительском доме он принял маловажное, но получил ключ к учению: знание читать и писать, а от природы — любопытство«…

Кругом все спали. Забыв об осторожности, мальчик всё больше углублялся в чтение. Он не заметил, как сползло с плеча одеяло. Он видел только строчки.

— Коля, — послышался вдруг тихий шёпот Саши. — Перебирайся ко мне на кровать, что-то скажу. Тетрадку спрячь.

Оказывается, Саша вовсе не спит. А может, и другие тоже? Коля осмотрелся: нет, всё в порядке, — нехотя встал.

— Ты что читаешь? — строго заговорил Саша. — Я давно за тобой уже наблюдаю и вижу — прячешь. Запрещённое?

— Да, — признался Коля, смущаясь. — Мне Григорий Иванович дал Радищева. Ты читал?

— Читал, — отвечал Саша. — Сочинителя этого произведения императрица Екатерина Вторая велела посадить в Петропавловскую крепость. Его приговорили к смертной казни, но вместо того сослали в Сибирь.

Коля слушал, затаив дыхание.

— Мне этого Григорий Иванович не рассказывал, — прошептал он. — Наверное, не успел.

— А ты знаешь, — продолжал Саша, — Радищев умер всего за месяц до нашего приезда в Казань. В его бумагах нашли записку: «Потомство отомстит за меня».

На минуту оба замолчали.

— Скажи, Саша, — первый заговорил Коля, — ты какую науку больше всего любишь?

— Философию.

— А можешь ты ей посвятить всю свою жизнь?

— Конечно, — горячо отозвался Саша. — Если только буду знать, что от этого людям будет хоть какая-то польза.

— Вот-вот, — обрадовался Коля. — И я тоже. Только ты философию любишь, а я геометрию. Ну, я пойду на свою кровать. Пока пучеглазый не пришёл, дочитаю Радищева, чтобы сегодня вернуть тетрадку.

В этот день Коля еле-еле дождался конца уроков. И сразу же, спросив разрешения, отправился к Корташевскому.

Григорий Иванович встретил его приветливо.

— Надеюсь, вы сегодня с разрешением надзирателя, — шутливо заметил он. — Раз так, садитесь и рассказывайте, о чём хотите со мной говорить.

— О геометрии, — горячо начал Коля. — Как ею заниматься? С чего начать?

— Посмотрим, обсудим, — проговорил Корташевский. — Вот вы биографию Ломоносова прочитали, что вы себе из неё для памяти выписали?

— Я ничего не выписывал, — нерешительно ответил Коля. — Я не знал…

— Напрасно. И вообще, видимо, читали не слишком внимательно. Ведь Ломоносов прямо указывает, с чего начинать надлежит.

Корташевский раскрыл книгу.

— Вот на третьей странице слова самого Ломоносова: «… для приобретения большого знания и учёности требуется знать язык латынский». А дальше, на шестой странице, послушайте, что говорит о Ломоносове автор. — Корташевский громко прочитал: «… Через год после того настолько стал он силён в латынском языке, что мог уже на нём сочинять небольшие стихи. Тогда начал учиться по-гречески, — чтоб усвоив его, познакомиться с творениями математиков Эллады в подлинниках, не искажённых переводами, сочетать их мысли и провести единую связь»… Вот что следовало вам выписать из прочитанного, — договорил Корташевский и, отложив книгу, снова развернул тетрадь в синей обложке.

— Я понял теперь! — воскликнул Коля. — И, не откладывая, начну уже с сегодняшнего вечера!

От Корташевского он возвращался вечером, бережно, как драгоценность, унося две книги: «Лексикон простого греческого языка» и «Греческую грамматику». Последняя была особенно дорога ему. Издание Московской славяно-греко-латинской академии, той самой, где учился Ломоносов.

«Может быть, именно эту книгу он держал в руках, может быть, по ней учился!» — Голова мальчика горела, он не замечал ничего вокруг себя, но шагалось легко…