Размышляя с классиками
Март 22, 2019 в Книги, Краматорск интеллектуальный, Культура, Мысли вслух, Маргарита Серебрянская, просмотров: 925
Эрве Базен: «Супружеская жизнь» (отрывок из романа)
… Всё приводится в порядок, всё сберегается. То, что говорится о действующих лицах, может быть сказано и об окружающих их вещах. То, чем Мариэтт владеет, со временем начинает владеть ею самой. По своей неопытности она слишком много выбрасывала, но врождённый здравый смысл взял верх.
Мариэтт не всё сохраняет, как некоторые хозяйки. Так, из обёрток она сохраняет лишь упаковку блестящую, отливающую свинцовым блеском, навощенную, сверкающую от фальцовки, или же золочёную бумагу (чтоб заворачивать в неё подарки к ёлке), либо же прозрачную или «серебряную» бумагу, разглаженную ложкой.
Она собирает мешочки из пластика, если у них есть застёжка-молния. Она сберегает картонные коробки и вставляет их по размеру одна в другую, если ещё не решила, как их употребить, но уверена, что они пригодятся ей. У нас в обиходе часто бывает сухое печенье, ничем, правда, не примечательное, но в одной из местных лавок оно лежит штабелями и его нам присылают в больших жестяных коробках, где это печенье уложено в восемь рядов. Так у нас появилась специальная коробка для мыла, в другой, такой же, лежат консервы: сардины, анчоусы и тунец, в третьей коробке находится мастика.
Мариэтт сохраняет всё, что удаётся распутать: бечёвки, ленточки из бумаги, шнурки из рафии, всякие верёвочки — простые, кручёные, плетёные.
— Не режь! — кричит она, если я нахожусь дома, когда приходит какой-то пакет.
Она всегда радуется, если удаётся развязать самые ужасные узлы, — вот и готово! — будет ещё один клубок верёвки в четвёртой коробке из-под печенья, ярлыка на ней нет, но её легко найти, она лежит справа, на самой верней полке шкафа для всякой всячины, чтобы до неё добраться, надо встать на стул.
Мариэтт не может устоять также перед всякими бантиками на покупках, быстро их развязывает и превращает в рулончики шёлковой ленты. Она хранит пуговицы: маленькие — в целой батарее тюбиков из-под аспирина; пуговицы побольше держит в стеклянной банке из-под маринованных слив, и через стекло можно увидеть, найдётся ли там подходящая пуговица для пальто вместо потерянной, не выкладывая содержимого банки на стол. Мариэтт сберегает и кое-какие баночки от варенья, некоторые бутылки, особенно литровые, удобные для измерения ёмкости. Она до отказа загромоздила шкафчик с медикаментами, одна полочка, правда, отведена для необходимейших средств, зато другие просто ломятся от всяких баночек, пузырьков с разными снадобьями, и порой уже не узнать, в каких случаях применяют то или это. Но все они хранятся как некий магический резерв, гарантирующий весьма сомнительное спасение от любых недугов и бед.
Теперь она стала сберегать остатки еды. В холодильнике почти никогда не хватает места разместить продукты, принесённые с рынка. Ведь для каждой оставшейся от обеда котлетки или косточки нужна отдельная тарелка. Хорошая хозяйка сольёт вчерашний суп и сегодняшний и смесь превратит в суп для завтрашнего обеда.
Мариэтт сохраняет кулинарные рецепты, следит за сообщениями под рубрикой «Обмен опытом», всё это вырезает и наклеивает в тетрадь.
Жареная рыба будет ещё больше хрустеть, если её предварительно обвалять не в муке, а в крахмале.
Если дверь скрипит, приподнимите её и натрите петли графитом.
Улиток раскладывайте на слое крупной соли, перед тем как ставить их в духовку: если они уложены аккуратно, то останутся сочными.
Если комнатное растение чахнет, значит, в горшке завёлся червь. Положите поверх земли кусочек яблока, червь выползет наружу.
И таких советов у неё двадцать страниц, полезность их сомнительна, но всё это свидетельствует о кропотливом старании моей жены и смирении (я ничего не знаю, буду знать всё), и о том, что она увязла в этой приманке — собирать всякую мелочь, ведь это стало у неё просто призванием…
Маргарита Серебрянская, председатель Общественного Союза «Совесть»:
— Хозяйственные старания Мариэтт в качестве новоиспечённой супруги даже умиляли, пока не попалась однажды цитата Шукшина: «Эпоха великого наступления мещан. И в первых рядах этой страшной армии — женщины. Это грустно, но так».
И как-то вдруг открылось, что Мариэтт Гимарш-Бретодо, действительно, солдат этой самой страшной армии. И даже, пожалуй, не рядовой солдат: распутывая верёвочки, собирая пуговички, разглаживая обёртки, заказывая невкусное печенье ради жестяной коробки, она успела «дослужиться» до мещанки офицерского звания. Под видом заботы о благополучном быте своего гнёздышка она устраняет, изживает, умерщвляет всякие другие интересы, кроме сугубо материальных…
Шукшин и Базен жили и творили, примерно, в одно время. Если не ошибаюсь, Базен старше Шукшина всего на 18 лет. Оба исключительно талантливы, оба сверхчувствительны к изменениям в окружающем мире, к мутациям во вкусах и предпочтениях социума. И оба они в середине ХХ века воочию наблюдали наступление великой эпохи потребления, отражая горькие жизненные наблюдения в своих произведениях.
В 1960-х годах многие писатели Франции начали отмечать пагубные для личности последствия развития «общества потребления». Порождался настоящий культ вещей, а человек буквально на глазах обезличивался, утрачивал понятие об истинных ценностях, связанных, прежде всего, с внутренней, духовной жизнью. Базен просто не мог мириться с господством холодно-функциональной технократии и торжеством агрессивной потребительской идеологии, которые стали, в общем, характерными приметами Франции 1960-х годов. В своих романах этого периода Базен переставляет акценты: всё его внимание сосредоточивается на разоблачении «общества потребления».
Роман «Супружеская жизнь» вышел в 1967 году и стал самым показательным произведением новой творческой манеры Базена. В книге показывается, как стандартный потребительский стереотип, навязанный «обществом потребления», проявляется в буднях, в повседневном существовании (не жизни, а именно существовании!) среднестатистической французской семьи. Шаг за шагом автор описывает, как бездуховное потребительство разъедает любовь, разрушает личность, омертвляет естественные человеческие отношения. Желая представить в романе материально-конкретное воплощение этой губительной силы, Базен во время работы над текстом внимательно изучал каталоги и проспекты магазинов женской одежды, бытовой техники, продуктов питания и товаров для детей, штудировал женские журналы и рекламные советы, стремясь глубже разобраться в сути потребительской идеологии. Ему хотелось наиболее наглядно и убедительно, с социологической точностью показать, как вещи «съедают» людей.
Главный герой романа — провинциальный адвокат Абель Бретодо. Сразу отмечу здесь важную деталь: Абель — французский вариант библейского имени Авель. По своей человеческой и социальной сущности Бретодо внутренне предрасположен к тому, чтобы стать жертвой, только в образе Каина выступает не определённый человек, а бездуховное «общество потребления» в целом. От его лица ведётся главное повествование, в его уста автор вкладывает меткие обличительные оценки супружеского быта, из которых явствует, что Абель Бретодо не глуп и вполне способен остро чувствовать, анализировать и обобщать. Однако он не обладает ни сильным характером, ни яркой индивидуальностью. Более того, он сам, по своему воспитанию и социальной среде, далёк и от подлинной интеллигенции, и от народа. Поэтому он и оказывается легко втянутым в брак с Мариэтт Гимарш, потомственной лавочницей, и через неё приобщён к торговому клану Гимаршей, полностью равнодушных ко всему духовному, ко всему, что не имеет материально-вещевого измерения. Через новых родственников в его жизнь, в его молодую семью и была занесена губительная инфекция потребительства, которое разъедало душу и уничтожало любовь.
В лице жены Абеля, Мариэтт, «общество потребления» получило как бы своего агента, активного проводника его философии. Именно Мариэтт автор превращает в центральную фигуру романа, заставляя своего героя внимательно вглядываться в её поведение, фиксировать все её повседневные поступки, в течение ряда лет записывать её суждения, анализировать её отношение к мужу и детям, к родственникам, к событиям внешнего мира. Делается это так тщательно, что роман принимает форму социологического исследования, рассматривающего на конкретном житейском материале торжество потребительской психологии над живыми чувствами и душевными порывами. Мариэтт не защищена подлинной культурой и духовностью от напористого влияния стереотипов поведения, навязываемых въедливой, всюду присутствующей рекламой, женскими журналами, телепередачами, массовой литературой, то есть всем комплексом мер воздействия на личность, направленных на то, чтобы выработать стандартный тип жизненных представлений.
Дом семьи Бретодо становится складом огромной массы вещей. Особенно усилилась лихорадка приобретения, когда пошли дети. Даже такое естественное и благородное чувство, как материнская любовь, приняло у Мариэтт уродливый, искажённый характер. «Малышам дадим всё!» — заявляет мамаша-курица, подразумевая, что будет удовлетворять любые просьбы и накупит своим цыплятам всякой всячины. Муж приходит в естественный ужас и благородное негодование от таких проявлений материнской любви: «… Я считаю это просто безобразием, организованным расточительством. А что, если бы у нас был десяток детей? Стали бы мы от этого несчастней? Как вели себя по отношению к нам наши родители и наши крёстные? Разве они меньше любили нас? А может, они поступали более разумно? Тратились они на нас гораздо меньше, мы сами любили изобретать игрушки. Да, я, конечно, знаю, что с тех пор индустрия развлечений возросла, а производство детских игрушек расширилось. Но сколько это поглощает денег — просто оторопь берёт. Меня огорчает и нелепое поведение дарителей: они приносят подарки, значительно опережающие возраст тех, кому дарят. Передо мной все эти конструкторы, винтики от которых давно выметены метлой вместе с пылью; эти зверинцы, где у хищников давно отбиты лапы, хотя считается, что они всё ещё пожирают барашков на ферме. А игрушечные бакалейные лавочки, в которых запас товаров пополняется солью, рисом, хлебным мякишем, принесёнными из кухни, и потом всё это попадает в щели паркета; а подъёмные краны; а танки с испорченными батарейками, которые приходится тащить уже на верёвочках; а какая была великолепная железная дорога — с огромной восьмёркой, с сигналами, с туннелем и трансформатором, которой, кроме меня и дяди Тио, никто не умел пользоваться, но сейчас нам уже не удаётся собрать раскиданные повсюду детали. А сколько у нас этих маленьких автомобильчиков, ванночек для купания куколок, всяких упругих голышей, которые когда-то закрывали глазки и говорили «мама», даже делали пипи; а сколько пропало пластилина, которому полагалось развивать творческие способности в детях, он превратился в безобразную пёструю массу, скатанную в валики, в комочки, распластанную в лепёшки, налипшие на ковёр; а сколько различных фирменных этикеток на хитроумных картонных коробках, сколько разбросанных по всем углам бумажных вырезок, перемешанных с остатками бирюлек made in Japan, сколько всяких телефонов made in Germany, картинок, шашек, игрушечных бумажных денег из «Мира малышей»; и прежде всего, повсюду валяются ядовито-зелёные, ядовито-жёлтые, ядовито-красные игрушки из пластмассы: грошовые безделушки, всякие пустячки, линеечки, крохотные солдатики из винила, с жаром извлечённые из тридцати шести коробочек и сразу же сломанные. Всё это забыто, брошено в одну разноцветную кучу… Довольно! Хватит! Перестаньте бросать! Но вот ещё бросили, и конца этому не будет. Для детишек нашего века чудеса созданы полимеризацией. Возвращается Мариэтт. Все бегут к ней, пищат, как цыплята, вокруг неё, она любит изображать добрую фею и тут же, хотя сейчас это не требуется, распаковывает яркие пакеты стирального порошка, наивно поясняя:
— Я беру их всегда по четыре, чтоб каждому сделать сюрприз. По крайней мере хоть пять минут будут вести себя спокойно.
Но эта надежда немедленно опровергается визгом Ивонны: у неё на цветной обёртке изображён Бемби, а ей хочется другую — с собачкой Плуто…«
Несмотря на все старания мамаши накупить побольше и подороже и таким образом «дать малышам всё», так и не было создано главного — необходимой для счастливого детства душевной, сердечной обстановки. Не было взаимопонимания между отцом и матерью, так нужного для правильного развития ребёнка. В доме Бретодо отсутствовал естественный, нравственный климат. Семейная жизнь свелась к супружескому быту, серому, унылому, заземлённому, однообразному. Абель Бретодо и его жена оказались в плену вещей и мелочных интересов. Потребительство, ставшее единственной целью в жизни, как болото, всосало в себя их любовь, размельчило их личности, задушило духовное начало. Абеля-человека убивает новый Каин — «общество потребления».
Изменилась ли картина в ХХI веке? Всё ли человеческое потеряно под агрессивным напором вещизма? Или остались ещё живые, добрые чувства, не до конца вытесненные потреблением, превратившимся в религию современного мира?.. Вспомните, хотя бы, «чёрную пятницу» — один из столпов этой самой религии. С одной стороны, приобрести что-то полезное по сниженной цене экономически выгодно, но когда видишь, как люди дерутся и практически уничтожают друг друга за телевизор, смартфон, фирменное платье или пару туфель, становится как-то не по себе. Сотни мужчин и женщин, толпящихся у прилавков, напоминают разозлённых диких животных, причём одичалость свою оправдывают тем, что, мол, следующих скидок придётся ждать целый год, если приглянувшийся товар сегодня заберёт кто-то другой. И снова и снова поддерживается культ распродаж… Снова и снова люди теряют человеческое лицо ради грошовой выгоды, проводят выходные дни в торговых центрах, забивая домашние шкафы ненужными вещами, которые потом распродаются через разные сервисы с пометкой «ни разу не надевалось»…
Но давайте, всё же, согласимся с Эрве Базеном, который, даже создав «Супружескую жизнь», остаётся писателем-гуманистом. Он не теряет веру в человека, в его внутреннее богатство. Он стремится доказать, что даже под налётом мещанского существования, лишённого одухотворённости и теплоты, где-то в глубине души его персонажей бьётся живое человеческое сердце, душа их жаждет любви, нежности, сочувствия. Да, Абель Бретодо не удовлетворён жизнью в браке, и жена его тоже не стала счастливой. Они терпят духовное поражение, сдаются на милость победившего их «общества потребления» — и тем не менее Базен показывает, что в человеке непобедима тяга к счастью, неистребима потребность в естественных, нормальных, полноценных человеческих отношениях, когда даже пылинки зажигаются золотыми огоньками под осветившим их солнечным лучом…