Слова о «сверхлитературе» — из спора с другом-писателем. Не может, мол, литература, реалистическая литература, писать о том, чего не было.

А этого — третьей мировой войны — действительно и, слава богу, не было.

— Да, но ведь уже была Хиросима, Нагасаки... И что значит: литература не может? Ну так делайте сверхлитературу! Но делайте, делайте!

Ведь они, кто готовят всем погибель, — с азартом и даже гордостью профессионалов — они времени не теряют.

«США должны быть готовы к ведению ядерной войны, которая длилась бы два месяца и дольше. При этом предусматривается сохранение в неприкосновенности значительной части ядерных вооружений и средств связи с таким расчётом, чтобы оружия хватило ещё на одну ядерную войну, которая станет четвёртой мировой».

Это — из нового секретного плана «медных касок» Пентагона, денно-нощно пекущихся о «безопасности» своего и других народов. Видите, «медные лбы» уже на четвёртую работают, а нам, литературе, всё кажется, что и о третьей писать рано.

Франсуа Мориак, когда спросили, отчего он уже 15 лет не пишет романы, объяснил это так:

«Тому, кто хоть сколько-нибудь внимательно следил за трагической историей нашего века, роман кажется пресным; похождения буржуа, владельцев ланд, их прегрешения, похоть и скупость не заслуживают того, чтобы о них говорили, — „всплески политики“ более интересны».

В своей книге «Надежды и воспоминания» Андре Моруа рассказывает о встрече и разговоре с Уинстоном Черчиллем. Английский политик внушал французскому литератору: бросьте, хотя бы на время, услащать себя и читателя описанием «женской любви» да «мужского честолюбия». Вместо этого каждый день пишите по статье и в каждой — об одном: германская авиация с каждым часом становится сильнее французской!..

Писатель не внял советам, о чём (сам признаётся) после очень сожалел. Когда гром грянул!

Он грома не ожидал. Мы ждём постоянно. Как бы нам ни казалось, что живём как жили...

«Давайте попробуем разобраться. Фашизм, при всей его устрашающей отвратительности, всё-таки ещё оставался в пределах человеческих представлений о зле. И он был конкретен, его можно было разглядеть, возненавидеть, сказать себе: с этим я никогда не примирюсь. Но сейчас человечество переступило новый порог познания и явно оказалось не подготовленным к этому ни в социальном, ни в нравственном отношении. Оно получило в руки энергию космической мощи и угрожает ею себе же — само себе... Невозможно ведь отрешённо обдумывать такого рода вероятность — сухая информация вызывает взрыв эмоций. Может быть, характер этих эмоций таков, что он трудно поддаётся переводу в образный ряд искусства».

Мысли, слова Чингиза Айтматова — из его беседы с пакистанским поэтом Фаиз Ахмад Фаизом.

Вот и Айтматова мучит: «Но как, как, как? Как преобразовать в язык творчества всё то, о чём мы сейчас говорим, о чём непрерывно думаем? Как найти убедительные слова для того, что и в мысли-то не укладывается?»

Да, это проблема. И серьёзная. Тем не менее вряд ли полезно преувеличивать сложность её. Литература всегда могла почти всё, но при одном условии: когда её вело истинное чувство. Если не получается, значит, не хватает как раз его, чувства: не взорвалась ещё в нашем сознании та проклятая бомба! Не с той стороны идём, не по краю, всё боимся заглянуть. А кому же идти по краю и кому смотреть, если не литературе?..

Нетрудно вообразить, с какой жадностью человеческие глаза рассматривали бы, с каким восторгом — обыкновенного червяка, дождевого, например, или даже вредного клеща (да что клеща — палочку Коха!), если бы их доставили с Луны, с Марса, с Венеры. Умиление, счастье! Ведь это — жизнь, жизнь!

А что делаем с нею здесь, на Земле? Чего наготовили против неё?!

Не пришло ли время всё, что есть жизнь — и здесь, на нашей собственной планете, — видеть именно такими глазами? Счастье жизни, просто жизни, щемящее от всех тревог и опасностей, утверждение самоценности её, а через это — чувства самосохранения родового — без всего без этого немыслима литература...

«Перед нами лежит путь непрерывного прогресса, счастья, знания и мудрости. Изобрели мы вместо этого смерть только потому, что не можем забыть наших ссор. Мы обращаемся как люди к людям: помните о том, что вы принадлежите к роду человеческому, и забудьте обо всём остальном. Если вы сможете сделать это, перед вами открыт путь в рай; если вы этого не сделаете, перед вами — опасность всеобщей гибели».

Это из Манифеста Рассела-Эйнштейна (1955 г.) — одно из первых предупреждений. Сколько же их нужно, необходимо, чтобы люди вняли разуму?

Человеческую память до сих пор лихорадит пережитым, испытанным в 1940-е годы. Но ведь грозит что-то несоизмеримое даже с самой жестокой и кровопролитной из войн. Там погибло пятьдесят миллионов. Это грозит гарантированной погибелью пяти миллиардам — то есть 100 (сто!) войн, равных самой большой, спрессованной в часы, в минуты!..

Ядерная опасность превращает всех нас, независимо от того, будут ли у нас собственные дети или нет, в родителей всех будущих поколений.

Если, конечно, мы, ныне живущие, всего лишь посланные от имени всех поколений, бывших и будущих, всего лишь «делегаты», — если не станем убийцами нас делегировавших.

И что же, мы их не впустим в этот мир (а заодно и себя заживо сожжём)? По какому праву? Только потому, что вперёд них забежали? Тысячи миллиардов их ждут своей очереди, в сравнении с этим наши неполные пять миллиардов — всё равно, что пять человек! И эти пятеро за все миллиарды людей и все будущие миллионы лет решат? Всё накопленное матерью-природой за миллиарды лет пустят в распыл в течение нескольких минут? Без всякой надежды на любое восстановление, повторение человеческого рода...

«Но если, как об этом до настоящего времени свидетельствует история развития жизни, земная эволюция способна лишь однажды породить такое чудо, как качества, которые мы сейчас ассоциируем с человеческим существом, тогда всякая надежда исчезает вместе с человеком». (Дж. Шелл «Судьба Земли»).

Происходящее в мире Дж. Шелл так характеризует:

«... Говоря прямолинейно, каждое поколение, которое держит землю заложником на случай ядерного уничтожения, приставило пистолет к виску собственных детей».

«Нравственный аспект ядерного вооружения заключается в том, что оно превращает всех нас в соучастников убийства сотен миллионов людей и пресечения будущих поколений...»

Закончу ответом на главный вопрос анкеты, которая была предложена участникам Минской конференции, посвящённой современным проблемам «военной» прозы: «Что сказал бы ты, зная, что до начала ракетно-ядерной войны остались считанные часы, минуты, а у тебя была бы возможность обратиться ко всем людям?»

А вспомним, что говорим, что кричим, поняв, что в доме начинается пожар: «Дети! Дети там есть?»

Есть — более двух миллиардов. На нашей планете...

— Что же вы делаете, самоубийцы проклятые! Дети же, дети, три миллиарда детей!..

Не знаю, что ещё кричать...

Алесь Адамович,

белорусский писатель, сценарист и литературовед, доктор филологических наук

1986 г.

Источник:

«Культура против варварства», сост. З.Т. Братко и др., К., «Вища школа», 1988 г.