Правила добра

Август 26, 2021 в Маргарита Серебрянская, Культура, Книги, Мысли вслух, просмотров: 831

Кто не любит добра?

Случилось так, что некий здоровенный пожилой чёрт, по тамошнему прозвищу Носач, вдруг возлюбил добро. В молодости своей, как и все черти, он увлекался пакостничеством, но с годами вступил в разум и почувствовал святое недовольство. Хотя по природе он был чёртом крепкого здоровья, но излишества несколько пошатнули его, и пакостничать уж больше не хотелось; склонность же к порядку — добродетель, весьма распространённая среди чертей, — твёрдый, положительный, хотя несколько и туповатый ум, некая беспредметная тоска, особенно овладевавшая им по праздникам, и, наконец, неимение опоры в семье и детях, так как Носач остался холостяком, — постепенно поколебали его убеждение, будто ад и адские порядки есть окончательное воплощение разума в бессмертную жизнь. Он с жадностью искал работы, чтобы отвлечься от своих тяжёлых сомнений, и перепробовал ряд профессий, прежде чем надолго и окончательно не устроился при одной маленькой католической церкви во Флоренции в качестве соблазнителя. Тут он, выражаясь его словами, отдохнул душою; и тут же, по времени, было положено начало его новой подвижнической жизни.

Церковь была маленькая, и работы Носачу представлялось немного. От мелких пакостей, на которые так склонны юные черти, как-то: задувание восковых свечей, подставление ножки псаломщику и нашёптывание молящимся старухам беспричинных гадостей, он уклонялся, чувствуя скуку, серьёзное же дело не навёртывалось. Молящиеся все были люди скромные, тихие и дьявольским наветам поддавались туго: ни золотом, которого они не видали, ни огневой любовью, которой они не знали никогда, ни гордыми мечтаниями высокого честолюбия, совершенно чуждого их непритязательной жизни, не удавалось Носачу поколебать мир и тишину их неглубоких душ. Пустяковые же грехи они охотно творили сами, и не было у чёрта ни надобности, ни охоты даром тратить воображение на приискивание новых, тем более, что круг маленьких грехов весьма ограничен. Пытался он первоначально ввергнуть в бездну соблазна самого попа, но и тут потерпел естественную неудачу: поп был старенький, беззубый, наполовину впавший в детство — и, как дитя, невинный. Если чёрту и удавалось во время богослужения вышибить у попа из памяти необходимые слова и заменить их неподходящими и даже соблазнительными; если удавалось обкормить попика кашей или заставить проспать утреннюю мессу, — то и в этом был только внешний, формальный грех, а грех настоящий отсутствовал: разницу между тем и другим прекрасно чувствовал прирождённый чёрт. И мало-помалу в свои прямые обязанности соблазнителя он начал вносить равнодушие и холод формализма: наскоро расскажет старухе неприличный анекдот, плюнет раза два-три в угол, заставит попика каждый раз в одном и том же месте перепутать слова и поскорее усядется на своё излюбленное место в тени колонны — по украденному молитвеннику внимательно следить за службой.

Такое времяпрепровождение, хотя и приятное, было, однако, враждебно деятельной натуре пожилого чёрта; и, незаметно для себя, он втянулся в обиход церковный, разделил интересы домоправительства, стал чем-то вроде второго сверхштатного сторожа. По утрам подметал церковь и чистил медные ручки, во время службы поправлял лампады и вместе с верующими гнусаво подтягивал клиру: «Ora pro nobis». И, входя в церковь снаружи, он уже привычным жестом окунал лапу в кропильницу со святой водой и кропил себя, а когда все шли под благословение, то шёл и он, слегка толкаясь, по своей грубоватой дьявольской привычке. В редкие свои посещения ада, куда он являлся, как и все черти, с фальшивыми докладами, Носач всё больше и больше преисполнялся отвращением к его шуму, гвалту, грязи и дикой неразберихе. Визгливые ведьмы, которым в своё время он отдал полную дань восторга, ныне преисполняли его чувством омерзения; и не одной из них с своею былою ловкостью он прищемил хвост в дверях, радуясь страху и мучениям несчастной.

И так как все непрерывно лгали, и каждое слово каждого было ложью, и сатана лгал впереди всех и за всех, то начинала с непривычки болеть голова, и скорей хотелось на воздух.

После одной из таких побывок Носач с особым удовольствием вернулся в тихую церковь и двое суток, как убитый, спал за колонной; проснувшись же, принял видимость и решительно направился к попику в исповедальню: был именно тот час, когда верующие исповедовались.

Попик очень удивился, что незнакомый пожилой господин с тщательно выбритым, сухим лицом, имевшим постное и даже мрачное выражение, благодаря огромному отвислому носу и резким складкам вокруг тонких губ, есть самый настоящий чёрт. Но, когда Носач клятвенно подтвердил своё заявление, стал с детским любопытством расспрашивать его об адских делах. Но чёрт только отмахивался рукой и угрюмо ворчал:

— Ах, и не говорите, святой отец, это — не жизнь, а чистый ад.

— А где же твои рога? — спрашивал поп. — И где же твои копыта? И ты зачем ко мне пришёл: соблазнить меня хочешь или покаяться? Если соблазнить, то напрасно, — меня, сударь, соблазнить нельзя.

Попик засмеялся и похлопал его по плечу.

— А кашу помните? — угрюмо спросил чёрт.

— Какую кашу? — удивился попик.

— А на той неделе, в субботу, помните? Вы ещё много съели, помните?

Попик заволновался:

— Так это ты мне?! Ай-ай-ай-ай-ай! Поди прочь! Поди прочь отсюда, не хочу тебя и видеть! Надевай свои рога и уходи, а то сторожа позову.

— Я покаяться пришёл, а вы меня гоните! — уныло сказал чёрт. — Аще, сказано, одну заблудную овцу...

— Так ты и Евангелие знаешь! — удивился старичок.

Чёрт строго и гордо ответил:

— Проэкзаменуйте.

— Так, так, так! Ты, значит, серьёзно, — а?

— Проэкзаменуйте.

— Ну и удивил же ты меня... не знаю, как тебя назвать, ах, как удивил. Пойдём же ко мне, я тебя поэкзаменую: тут тебе пока не место. Скажите пожалуйста, чёрт, а Евангелие знает!.. Пойдём, пойдём!..

И целый вечер, у себя на дому, попик экзаменовал Носача и восторженно удивлялся:

— Да ты богослов! Ей-Богу, богослов. Ты занимался, что ли, этими вопросами?

— Занимался-таки, — скромно подтвердил чёрт. Вообще, хотя он держался и скромно, но с большим достоинством, не лебезил, не забегал вперёд, и сразу видно было, что это — чёрт строгий и положительный. Своими огромными познаниями он нисколько не кичился и всё больше и больше нравился добродушному старому попику.

— Так чего же ты хочешь? — спросил поп.

Чёрт с размаху бухнул на колени и завопил:

— Святой отец, разрешите и научите меня творить добрые дела! Стосковался я о добре, святой отец. Жить не могу без добра, а как его творить, ещё не ведаю. От сатаны же и от дел его отрекаюсь вовеки: тьфу, тьфу, тьфу!

Когда волнение поулеглось, попик благодушно потрепал чёрта по плечу, для чего ему пришлось приподняться на цыпочки: Носач чуть не вдвое был выше ростом. От прикосновения чёрт устранился, — он не любил фамильярного обращения, — и с угрюмостью, составлявшей главную черту его характера, настойчиво спросил:

— Так как же, святой отец, научите?

— Добру-то? Можно. Это можно! Но только знаешь ли ты творения святых отцов? В Библии ты силён, но этого, дружок, пожалуй, маловато. Да, маловато! Иди-ка погуляй, а я тебе вечерком составлю списочек, что читать.

Чёрт уже выходил, когда попик, с любопытством глядевший на его широкую спину, остановил его вопросом:

— Послушай, милейший: ты всегда это носишь?..

— Одежду?

— Нет, всё это, — попик неопределённо очертил рукою фигуру дьявола, — вот у тебя нос этакой грушей... у тебя всегда так? И лицо у тебя очень постное, как будто ты мало кушаешь, и одежда у тебя чёрная... Мне это нравится, но всегда у тебя так или же ты имеешь и другой вид? Если имеешь, то покажи, пожалуйста: я хоть и стар, а чертей ещё никогда не видал.

Дьявол мрачно солгал:

— Другого вида не имею.

— Нет? Ну что ж поделаешь: нет так и нет. Иди же, погуляй, а я поработаю. Хоть я давеча и сказал тебе комплименты, что ты богослов, но ты ещё мало... — попик значительно поднял палец, — очень ещё мало знаешь. Да!

— А про добро узнаю? Мне, главное, про добро узнать.

Попик успокоительно сказал:

— Про всё узнаешь. Столько книг прочесть да не узнать: какой ты, брат, мнительный!

Два года сидел чёрт над книгами и мучительно доискивался: что есть добро и как его делать так, чтобы не вышло зла. С древнееврейским языком чёрт и раньше был хорошо знаком, а теперь изучил ещё и греческий: всё читал в подлиннике, сверял, отыскивал ошибки, доселе ускользавшие от общего внимания, не без остроумия и даже убедительности создавал новые богословские схемы, впадая в несомненную ересь. Совсем измучился и даже похудел, но ответа на свой вопрос так-таки найти не мог и впал под конец в отчаяние. Два года терпел, ничего, а тут так вдруг загорелось и так страшно стало, что пошёл к попу среди ночи и разбудил его: помогите!

— Ну, говори, несчастный, что такое у тебя случилось?

— Да то и случилось, что прочёл я все ваши книги, а как допрежде не знал Добра, так и теперь не знаю. Жить мне тошно, святой отец, и тьма ночная пугает!

— Да всё ли ты прочёл? Ой, не пропустил ли чего? Тороплив ты, сударь.

— Сейчас последнюю кончил. Умён я, святой отец, вот в чём моё горе: ум у меня дьявольский, тонкий, не терпящий противоречия; и раньше я других на противоречиях ловил, а теперь вот и сам попался!

Попик укоризненно покачал головою.

— Мудрствуешь?

— То-то и беда, что мудрствую. Вон у добрых людей, рассказывают, голос такой есть, внутренний, указывающий пути добра, а какой может быть у дьявола голос? Только от ума и действует дьявол. А как начал я с умом читать эти ваши книги, так только одни противоречия и вижу: и то можно, и другое можно, и того нельзя, и другого нельзя. Вот хотел я для начала земной моей жизни вступить с хорошей женщиной в брак и совместно с нею творить добро, а как начитался ваших книг, так и не знаю теперь: добро есть брак или зло.

— Могий вместити...

— Вместить-то я много могу, да не знаю, что вмещать. Вот вы, святой отец, безбрачны, и в этом даже ваша святость, а патриархи не хуже вас были, а жён имели даже по нескольку. И не будь бы в браке святые отцы Иоаким и Анна, то не было бы у них дщери...

Попик даже испугался и замахал рукой отчаянно:

— Молчи, молчи, грешник! С тобой и говорить опасно, — того и гляди, сам в ересь впадёшь! Уж лучше женись, если неможется.

— Да разве это ответ?

— А что же тебе надо, горделивый?

— А мне такого ответа надо, чтобы годился он на все времена и для всяких случаев жизни, и чтобы не было никаких противоречий, и чтобы всегда я знал, как поступить, и чтобы не было никаких ошибок, — вот чего мне надо. Жениться я погожу, а вы пока подумайте. Даю вам семь дней сроку, а не позовёте меня через семь дней, вернусь я в ад, — поминай как звали!

Даже рассвирепел чёрт: вот до чего захотелось ему добра! Понял это добрейший попик и, не рассердившись нисколько, старательно думал шесть дней, а на седьмой позвал к себе дьявола и сказал:

— Чёрт ты внимательный, а главное-то в книгах и проморгал, да. Читал, что сказано: возлюби ближнего, как самого себя. Ясно ведь, а? — торжествовал попик, — возлюби, — вот тебе и всё.

Но измученный чёрт нимало не обрадовался и мрачно ответил:

— Нет, не ясно. Раз я про себя не знаю, что мне нужно, и желания мои неясны и даже противоречивы, то как же другому буду я благодеяния оказывать? Живым манером в ад его вгоню, опомниться он не успеет.

— Экий ты, — не знаю, как тебя назвать, — раскоряка! Ну не можешь ты, как самого себя, то просто возлюби. И когда возлюбишь, то всё и увидишь, и всё поймёшь, и добро без усилий сотворишь: узенькая будет у тебя тропочка по виду, как канат натянутый, а никуда с неё не упадёшь и ни в какую трясину не ввалишься,

— Возлюби! — мрачно ухмыльнулся Носач, — возлюбить-то я и не могу. Какой же был бы я чёрт, если бы мог возлюбить?.. Не чёрт бы я был, а ангел, и не я тогда у вас, а вы бы у меня учились. Поймите же меня, святой отец, потрудитесь: не могу я по природе своей любить ангельской любовью, но и зла делать не желаю, а хочу творить добро, — вот вы этому самому меня и научите.

Сказал попик сокрушённо:

— Природа твоя гнусная.

— На что гнуснее! — согласился чёрт угрюмо, — вот потому-то и бороться с нею хочу, а не камнем на дно идти. Не для одних же ангелов небо, имею же и я право стремиться к небесам? — вот вы мне и помогите. Даю вам ещё семь дней сроку, а не поможете, — махну на всё рукою и провалюсь в тартарары!

Прошло ещё семь дней, и, позвав мрачного чёрта, сказал ему попик следующее:

— По многом размышлении нашёл я для тебя, несчастный, два весьма вразумительных правила: полагаю, что не промахнёшься. Сказано: если кто попросит у тебя рубашку, то ты и последнюю отдай. И ещё того лучше сказано: если кто тебя по одной щеке ударит, то ты и другую подставь. Делай так, как сказано, вот тебе и будет урок на первый раз, и сотворишь ты добро. Видишь, как просто!

Чёрт подумал и радостно осклабился:

— Это другое дело. Не знаю, как и благодарить вас, святой отец: теперь я знаю, что такое добро.

Но, оказывается, что и тут не узнал он добра. Прошло две недели, и уже стал успокаиваться обрадованный попик, как снова явился к нему чёрт; а был он мрачнее прежнего, на лице же имел кровоподтёки и ссадины, а на плечах, поверх голого и тёмного тела, трепалась совсем новенькая рубашка.

— Не выходит, — мрачно заявил он.

— Что не выходит? — встревожился попик. — Лицо у тебя такое неприятное, — ах, Боже ты мой, — и над глазом синяк... а нос-то, нос-то!.. Что же это ты, милейший: пошёл добро творить, а вместо того — подрался. Или, может быть, ты с лестницы упал? — ничего я не понимаю.

— Нет, подрался.

— Да я же тебе говорил: аще кто ударит тебя по левой щеке, подставь правую. Помнишь?

— Помню. Две недели ходил я, святой отец, по городу и всё искал, чтобы меня по щеке ударили, но никто меня не ударил, и не мог я, святой отец, выполнить завета добра.

— А драка-то? А это что же такое?

— Это совсем другое дело. Заспорил я с одним гражданином, и он меня ударил тростью по голове, вот по этому месту, — чёрт указал на темя. — Тогда я его, — так мы и подрались; и скажу вам не хвастаясь: я ему два ребра сломал.

Попик отчаянно замотал головой:

— Ах, Господи, да ведь сказано же тебе: «Аще кто ударит тебя по левой щеке...»

Но чёрт кричал ещё громче:

— Говорю же я вам: не по щеке, а вот по этому месту! Сам знаю, что, когда по щеке, нужно другую, а он по этому месту. Вот шишка, — попробуйте.

Руки опустились у несчастного попика. Отдышавшись, сколько следовало, сказал он с горечью:

— Ну и дурень же ты. Ум у тебя глубокий, человек ты, или как бы это сказать, высокообразованный, а в отношении добра любая курица больше тебя понимает. Как же ты не понял, что святые слова сии имеют распространительное толкование. Дурень ты, дурень!

— Вы же сами говорили — толкований никаких не надо.

— Да, — горько усмехнулся попик, — толкований никаких не надо, ты так думаешь! Ну что я буду с тобой делать, сам ты сообрази, ведь не могу же я с тобой по городу ходить. Сидел бы ты лучше дома. А что это за рубашка у тебя, — подарил кто-нибудь?

— Сам я хотел её подарить, да никто так ни разу и не попросил. Две недели ходил я по городу среди самых бедных людей, и чего только у меня не просили, а рубашки так никто и не догадался попросить, — уныло вздохнул чёрт. — Видно, сами они не понимают, что такое добро.

— Ах, несчастный, — снова заволновался поп, — вижу я, что наделал ты большого зла. Просили тебя, говоришь, о многом?

— Просили.

— И хлеба, например, просили?

— Просили.

— А ты ничего и не дал?

— Я всё ждал, чтобы рубашку попросили. Не ругайте же меня, святой отец, я и сам вижу, что плохо моё дело. Да ведь хочу же я добра, подумайте, недаром же я покинул ад со всеми его удовольствиями, недаром же я от сатаны отрёкся, недаром же я два года, как студент, сидел над книгами. Нет, видно, не будет мне спасения.

— Ну, ну, погоди, не отчаивайся, я тебя ещё поучу. А скажи, за что тебя гражданин-то этот палкой ударил? Может быть, ты невинно пострадал, за это многое прощается.

Чёрт развел руками.

— Уж и не знаю: тогда думал, что невинно, а теперь начинаю и в этом сомневаться. Так было дело. После долгих моих скитаний по городу, утомлённый, но по-прежнему пылающий жаждою добра, присел я на берегу Арно отдохнуть, чтобы набрать сил для нового хождения. И вижу: утопает в реке неведомый человек, закружило его водоворотом, и носится он с необыкновенной быстротою. Раз он проплыл мимо меня, и другой, и третий...

— И четвёртый?

— Да, и четвёртый. И пока я размышлял, отчего он не тонет, приписывая это чудесное явление силе невидимых подводных течений, собрался на его крик народ, и тут, — теперь мне стыдно об этом рассказывать, — произошла эта самая скверная драка. Должен вам пожаловаться, святой отец: меня не один этот гражданин, — меня и другие били.

Стоял чёрт, опустив длинные руки, бессильные творить добро, и отвислый нос его, пораненный ударом, выражал уныние и крайнюю тоску. Посмотрел на него попик искоса и недружелюбно, ещё раз взглянул, радостно вздохнул почему-то и, подойдя близко, наклонил к себе тугую голову дьявола и поцеловал его в лоб. И тут ещё заметил: на темени, у самого корня седых волос, запеклась кровь. Дьявол покорно принял поцелуй и шёпотом сказал:

— Страшно мне, святой отец! Видел я в аду крайние ужасы, до последнего страха касалась моя душа, но не трепетала столь мучительно, как теперь. Есть ли что страшнее: стремиться к добру так неуклонно и жадно и не знать ни облика, ни имени его! Как же люди-то на вашей земле живут?

— Так и живут, миленький, как видишь. Одни в грешном сне почивают, а кои пробудились, те мучатся и ищут, как и ты, с природой своей борются, мудрые правила сочиняют и по правилам живут.

— И спасаются? — недоверчиво спросил чёрт.

— А это уж одному Богу известно, и нам с тобой в этот конец даже и заглядывать не годится. Да ты не отчаивайся, миленький, я уж тебя не оставлю, я тебя и ещё поучу, у меня много времени свободного. Чёрт ты старательный, и всё у тебя пойдёт по-хорошему, только в уныние не впадай да ранку на голове промой холодной водой, как бы не разболелась.

Так кончили они разговор; и не знали они оба, ни огорчённый унылый дьявол, ни сам попик с благостной душой, когда он лобызанием любви касался противного дьявольского чела, а дьявол, в свою очередь, жалел жалостью любовной мечущихся людей, что как раз в эту минуту совершалось то самое добро, имени и порядка которого тщетно доискивались оба.

Так и разошлись, не зная: попик — к себе, приискивать новые правила добра для поучения, а дьявол к себе, в темноту запылённых углов, чтобы там зализывать раны и тщетно допрашивать Бога об его грозных и непонятных велениях...

(из рассказа «Правила добра», Леонид Андреев)

Маргарита Серебрянская, председатель Общественного Союза «Совесть»:

— Не только трудно, а, пожалуй, даже невозможно себе представить, чему бы я сама стала учить «прирождённого чёрта», явись он вдруг ко мне за наукой о Добре...

«... Есть ли что страшнее: стремиться к добру так неуклонно и жадно и не знать ни облика, ни имени его! Как же люди-то на вашей земле живут?» — вопрошал несчастный чёрт.

«Так и живут, миленький, как видишь. Одни в грешном сне почивают, а кои пробудились, те мучатся и ищут, как и ты, с природой своей борются, мудрые правила сочиняют и по правилам живут», — отвечал старый попик.

... Мы ежедневно ищем пути к Добру, ищем в муках и сомнениях. Помните, чем окончился рассказ «Правила добра»? Какая истина вдруг открылась Носачу?..

«... Какими же словами можно описать отчаяние и последний ужас несчастного дьявола, когда, подведя последние итоги, не только не нашёл в них ожидаемых твёрдых правил, а, наоборот, и последние утратил в смуте жесточайших противоречий. Подумать только, какие оказались итоги:

когда надо — не убий; а когда надо — убий;

когда надо — скажи правду; а когда надо — солги;

когда надо — отдай; а когда надо — сам возьми, даже отними;

когда надо — прелюбы не сотвори; а когда надо — то и прелюбы сотвори (и это советовал старенький поп!);

когда надо — жены ближнего не пожелай; а когда надо — то и жену ближнего пожелай, и вола его, и раба его.

И так до самого конца: когда надо... а когда надо — и наоборот. Не было, кажется, ни одного действия, строго предписанного попиком, которое через несколько страниц не встречало бы действия противоположного, столь же строго предначертанного к исполнению; и пока шла речь о действиях, всё как будто шло согласно, и противоречий даже не замечалось, а как начнёт дьявол делать из действия правило, — сейчас же ложь, противоречия, воистину безумная смута. И самое страшное и непонятное для дьявола было то, что, наряду с действиями положительными, согласными с известным уже дьяволу законом и, стало быть, добрыми, — старый попик с блаженным спокойствием предписывал убийство и ложь. Чёрт никак не мог допустить, что не попик его обманывал, а обманывают слова; и вот наступил для него миг совершенного безумия — вдруг показалось, что старый попик есть не кто иной, как самый величайший грешник, быть может, сам сатана, в виде сатанинской забавы пожелавший искусить чёрта...»

Многие великие люди, размышляя о Добре в разные времена, оставили нам открытые ими признаки и формулы:

«Правильный духовный путь таков: забывать добро, сделанное тобой, и помнить добро, сделанное тебе другими людьми». (Паисий Святогорец)

«Старайся всякому делать добро, какое и когда только сможешь, и не думай о том, оценит или не оценит он его, будет или не будет он тебе благодарен...» (Алексий Мечев)

«Добро по указу — не добро». (Иван Тургенев)

«Доброта — это то, что может увидеть слепой и услышать глухой». (Марк Твен)

«Я никогда не боялся денег и известности. Головокружение у меня может вызвать сознание того, что всё это, в сущности, ничего не значит. Подобную ясность сознания я называю „раком ума“. Оно-то и укрепляет моё убеждение, что всё это лишь карточный домик, ветер. Шоу-бизнес. Что я не заслуживаю всего мною достигнутого? Насколько справедливо всё это?.. У меня есть определённый взгляд на вещи и людей. С моей точки зрения, заслуженные люди — это не актёры, певцы, художники, а те, кто всю свою жизнь посвящает добру, оставаясь по большей части никому не известным». (Ален Делон)

«Не каждому дано быть добрым. Это такой же талант, как музыкальный слух или ясновидение, только более редкий». (братья Стругацкие)

«Доброта для души — то же, что здоровье для тела: она незаметна, когда владеешь ею, и она даёт успех во всяком деле». (Лев Толстой)

«Доброта — качество, излишек которого не вредит». (Джон Голсуорси)

«Все добрые люди невзыскательны». (Иоганн Вольфганг фон Гёте)

«Во внутреннем мире человека доброта — это солнце». (Виктор Гюго)

Те самые «пробудившиеся», о которых говорил священник в «Правилах добра», говорят, обращаясь к Свету:

— Иду, как твой помощник, и самому солнцу протягиваю руку мою!

«Иду с желанием творить добро», — говорят они. А одного желания — мало. Необходимо ясное, непреложное понимание, а именно его и трудно достичь. Ведь человеку на Земле дана свобода воли. Он может идти по своему пути так, как находит нужным и правильным. Все воздействия на человека стихийных сил природы, всё то водительство, которым он пользуется со стороны Высшего Разума, никогда не затрагивают и не насилуют его свободную волю.

... Может быть, тому, кто пришёл бы ко мне за наставлением в поисках добра, я рассказала бы, что вместе со свободой воли человеку дан внутренний компас, который неизменно отмечает вступление на неверный путь. Компас этот — сердце. Результат его активности — страдание, которое человек испытывает, сходя на тёмную сторону, пусть даже и всего на несколько шагов.

«Слушай своё сердце», — сказал бы я ищущему добра.

Благодаря наличию в человеке свободы воли и ненавязчивому воздействию на него стихийных и разумных сил природы, человек колеблется между своими противоположными полюсами, то есть между своей низшей природой и своим же высшим «Я». Эти постоянные трения и колебания, постоянно возобновляющаяся борьба между высшей и низшей природой человека делают его творцом своего собственного содержания, своей собственной внутренней сути, но вместе с тем и творцом своей кармы — или своей судьбы. Ведь всякое его решение, правильное или неправильное, всякий поступок, добрый или злой, всякое желание и всякая мысль, эгоистичные или не эгоистичные, создадут в соответствующих мирах соответствующие следствия, и всё это, вместе взятое, создаст тот комплекс условий, который определит его будущее.

«Лишь немногие избранные натуры сразу берут верное направление и идут по светлому пути, не уклоняясь в сторону», — объяснила бы я «прирождённому чёрту». — «Подумай, ты же столетиями увлекался пакостничеством и твёрдо верил, что ад и адские порядки есть окончательное воплощение разума в бессмертную жизнь».

Да что говорить про ад и адские порядки... Большинство из нас, людей, то и дело впадает из одного заблуждения в другое. Наша низшая природа часто берёт верх и сталкивает нас с истинного пути, на который направляет высшее «Я». Зачастую люди, совсем не считаясь и не сообразуясь с общим ходом эволюции, ставят себе какие-то особые задачи, придумывают особые пути, которыми думают достичь своих воображаемых «особых» целей. В этих случаях избыток самомнения и недостаток знаний порождают массу ошибок, за которые приходится расплачиваться. Страдание будет следовать за каждой ошибкой человека до тех пор, пока он не поймёт, что к истине ведёт лишь один путь. То множество путей, которыми люди думают познать истину, не более чем множество миражей, которые нереальны и неизменно оканчиваются для человека страданием. Но это — неизбежное условие. Лишь тот, кто научен страданием, находит единственный путь, ведущий к истине.

Главная драма нашей человеческой жизни состоит в том, что, кроме известных законов физического мира, существуют также законы духа, известные лишь немногим и непонятные большинству, и, одновременно с тем, свобода воли: исполнять эти законы или не исполнять...

Воля человека, не сообразующаяся с законами духа и направляемая эгоистическими побуждениями своей низшей природы лишь для удовлетворения её низких нужд, выражает свои побуждения и желания в тех или иных формах, в тех или иных поступках. Пока эти формы и эти поступки нарушают законы духа, они заранее обречены: формы — на уничтожение, поступки — на причинение страдания.

Таким образом, незнание законов духа на пути эволюции человека является для него причиной различных кармических узлов и источником постоянных страданий. И до тех пор, пока он этих законов не будет знать и будет их нарушать — он будет страдать, поскольку им будет руководить неизбежный закон кармы.

... Такой вещи, как несправедливость, в мироздании не существует. То, что кажется нам несправедливостью, есть всего лишь результат нашего непонимания... Человек своим ограниченным умом пока ещё не в состоянии постичь всю глубину и мудрость космических законов, особенно такого всеохватывающего и всеобъемлющего, как закон кармы. Все космические законы, так или иначе, имеют целью благо человека — и только благо. Но это благо не является благом текущего момента, а, возможно, весьма отдалённого будущего. Но зато это будет действительно вечное благо, которое затмит собой все представления о тех мнимых, скудных благах, какие человек может себе представить в данный момент физического существования...

... Платя и получая старые долги, мы всё время делаем новые, за которые тоже когда-нибудь придётся расплачиваться. Каждый посев приносит свою жатву. Зло, посеянное в физической сфере, возвращается в виде зла в физической же. То же самое и в сфере желаний, и в сфере мысли. Тоскуя о добре, протягивая к нему руки, мечутся люди и ищут к нему пути, встречая тысячи кармических противоречий, как встречал их герой рассказа «Правила добра»:

«... И всё ждал чёрт, что раскроется дверь, и покажется смеющийся сатана, и, простив, позовёт его в ад. Но не приходил сатана, и дверь молчала; и, подумав, так решил несчастный старый чёрт: „Буду жить в отчаянии и творить предписанное, никогда не зная, что я такое творю. Проклят я вовеки!“

Так и жил чёрт, старясь. Когда требовалось рукописью — спасал, а когда требовалось убивать — убивал. И было ли противоречие только в словах, а в действиях всё уживалось согласно, но постепенно наступил для чёрта покой, и почувствовал он даже как бы некоторое удовлетворение. И хоть и верил твёрдо, что проклят вовеки, но настоящего живого огорчения от этого не испытывал; и о добре перестал думать. Но были для него и чёрные дни — обрывалась рукопись и в зияющей пустоте вставал ужасный образ бездействия; и поднимали голову ядовитые сомнения, и, как призрак манящий, звало в неведомую даль неведомое Добро...»

... Кто не любит добра?..

... И кто же, всё-таки, сложит его правила, простые, понятные и выполнимые для всех?..

Источники:

«Основы Миропонимания Новой Эпохи», том 1, А. Клизовский, Р., 1991 г.

https://librebook.me/pravila_dobra/vol1/1

https://millionstatusov.ru/aforizmy/dobro.html


Добавить комментарий