.jpg)
Медицинская тема в творчестве А.П. Чехова
Июнь 17, 2021 в Книги, просмотров: 2946
Творчество великого писателя Антона Павловича Чехова всегда привлекало к себе пристальное внимание самой широкой читательской аудитории. Но особый интерес его наследие, конечно, вызывает у представителей медицинской профессии. Ведь на протяжении всей своей жизни, вплоть до ялтинского периода, когда Антон Павлович был уже тяжело болен, он очень много времени отдавал практической медицине. Будучи знаменитым писателем, А.П. Чехов продолжал оставаться и врачом-практиком.
«Вы советуете мне, — пишет Чехов издателю Алексею Суворину, — не гоняться за двумя зайцами и не помышлять о занятиях медициной. Я не знаю, почему нельзя гнаться за двумя зайцами даже в буквальном значении этих слов? Были бы гончие, а гнаться можно...». И далее: «Чувствую себя бодрее и довольнее собой, когда сознаю, что у меня два дела, а не одно. Медицина — моя законная жена, а литература — любовница. Когда надоест одна, я ночую у другой. Это хотя и беспорядочно, но зато не так скучно, да и к тому же от моего вероломства обе решительно ничего не теряют...».
Таким образом, Чехов прямо заявляет, что у него вполне хватит сил «гоняться за двумя зайцами», и что литература и медицина от этого лишь выиграют.
Многие произведения объединены у него общей медицинской тематикой. Это рассказы о врачах, где описываются их рабочие будни или яркие эпизоды из жизни («Палата № 6», «Необыкновенный», «Случай из практики», «Враги», «Попрыгунья» и др.), рассказы, где действующими лицами являются заболевшие или умирающие люди («Тиф», «Три года», «Цветы запоздалые», «Мужики», «Горе» и др.), рассказы о душевном здоровье персонажей («Припадок», «Чёрный монах»), а также юмористические рассказы («Сельские эскулапы», «Хирургия», «Симулянты», «Аптекарша», «У постели больного» и др.).
«... — Скажите мне, доктор, я окончательно выздоровела? — спросила Маруся. — Могу я рассчитывать на полное выздоровление?
— Полагаю. Я рассчитываю на полное выздоровление, на основании...
И доктор, высоко держа голову и в упор глядя на Марусю, начал толковать об исходах воспаления лёгких. Говорил он мерно, отчеканивая каждое слово, не возвышая и не понижая голоса. Его слушали более чем охотно, с наслаждением, но, к сожалению, этот сухой человек не умел популяризировать и не считал нужным подтасовываться под чужие мозги. Он упомянул несколько раз слово «абсцесс», «творожистое перерождение» и вообще говорил очень хорошо и красиво, но очень непонятно. Прочёл целую лекцию, пересыпанную медицинскими терминами, и не сказал ни одной фразы, которую поняли бы слушатели. Однако это не помешало слушателям сидеть разинув рты и глядеть на учёного почти с благоговением. Маруся не отрывала глаз от его рта и ловила каждое слово. Она глядела на него и сравнивала его лицо с теми лицами, которые ей приходится каждый день видеть.
Как не похожи были на это учёное, утомлённое лицо испитые, тупые лица её ухаживателей, друзей Егорушки, которые ежедневно надоедают ей своими визитами! Лица кутил и забулдыг, от которых она, Маруся, ни разу не слыхала ни одного доброго, порядочного слова, и в подмётки не годились этому холодному, бесстрастному, но умному, надменному лицу.
«Прелестное лицо! — думала Маруся, восхищаясь и лицом, и голосом, и словами. — Какой ум и сколько знаний! Зачем Жорж военный? И ему бы быть учёным».
Егорушка смотрел с умилением на доктора и думал: «Если он говорит об умных вещах, то, значит, считает нас умными. Это хорошо, что мы поставили себя так в обществе. Ужасно, однако, глупо я сделал, что соврал про Кошечкина».
Когда доктор кончил свою лекцию, слушатели глубоко вздохнули, точно совершили какой-нибудь славный подвиг.
— Как хорошо всё знать! — вздохнула княгиня... («Цветы запоздалые», А.П. Чехов)
Чехов-художник с такой глубиной раскрывал психологию своих героев, их чувства и переживания, с такой научной вероятностью показывал психопатологию человека, что это граничило с точностью клинического описания. Однако изображение больной или здоровой психики никогда не было для Чехова самоцелью: оно давало ему материал для художественного творчества и крупных социальных обобщений, для беспощадного разоблачения уродливых явлений современной ему действительности.
Говоря о медицинской теме в творчестве писателя, нельзя не отметить широкое включение в текст повествования медицинской лексики. Это названия болезней и болезненных состояний, анатомические термины, медикаментозные средства и другие латинские лексемы, используемые во врачебной практике. Например, lumbago, cancer prostatae, catarrhus intestinalis, delirum tremens, pn. cruposa, impotentia, erysipelas, ductus rectum, in recto, infusum, Kalium bromatum, Kal. jodatum и другие. Г.Н. Николаева справедливо полагает, что латинизмы — «живой элемент языка» Чехова.
Каковы же особенности функционирования медицинских терминов в системе художественно-выразительных средств рассказов писателя?
1) Прежде всего они выполняют номинативную функцию. Медицинские термины осуществляют номинацию процесса оперирования, называют органы и их части, инструменты, болезни, симптомы, лекарства: «Благодаря антисептике, делают операции, какие великий Пирогов считал невозможными даже in spe...» («Палата № 6»); используются при установлении диагноза, констатации причин смерти: «Я сходил с ума, у меня была мания величия...» («Чёрный монах»), «Боюсь, что это аневризма...» («Враги»), «...труп с диагностикой «злокачественная анемия» («Попрыгунья»), «Под вечер Андрей Ефимович умер от апоплексического удара» («Палата № 6»); для описания врачебных действий при осмотре: «... уважаемый товарищ Терхарьянц с таким усердием катетеризировал у солдата Иванова евстахиевы трубы...» («Интриги»), «...вместо того чтобы вылущить ноготь на большом пальце левой ноги...» («Интриги»), «Во вторник у мальчика высасывал через трубочку дифтеритные плёнки» («Попрыгунья»), «...перевернул больного на живот и опять постукал; с сопеньем выслушал...» («Цветы запоздалые»), «Затем ей впрыснули под кожу что-то вроде гофманских капель...» («Драма на охоте»); во врачебных рекомендациях, способах лечения: «Вы разведите его в бутылке и полощите себе горло утром и вечером» («Сельские эскулапы»), «Доктор садится за столик и, потерев ладонью лоб, прописывает Лизочке бромистого натрия...» («Страдальцы»), «Самойленко сел и прописал хину в растворе kalii bromati, ревенной настойки, tincturae gentianae aquae foeniculi — всё это в одной микстуре, прибавил розового сиропу, чтобы горько не было, и ушёл...» («Дуэль»);
2) Медицинские термины в произведениях Чехова служат стилистическим средством для создания медицинской профессиональной атмосферы. Терминологическая лексика даёт возможность реально воспроизвести ту социальную среду, к которой принадлежат действующие лица, и придать диалогам врача с больным достоверность;
3) Латинизмы выполняют в художественных произведениях Чехова важную характерологическую функцию, являясь средством создания портрета героев и частью их речевой характеристики: «...Вредоносность его заключается прежде всего в том, что он имеет успех у женщин и таким образом угрожает иметь потомство, то есть подарить миру дюжину Лаевских, таких же хилых и извращённых, как он сам. Во-вторых, он заразителен в высшей степени. Я уже говорил вам о винте и пиве... Судите же, какое у него широкое поле для заразы!..» («Дуэль»), «Он пополнел, раздобрел и неохотно ходил пешком, так как страдал одышкой» («Ионыч»), «Старцев ещё больше пополнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову» («Ионыч»), «Правый глаз с бельмом и полузакрыт, на носу бородавка, похожая издали на большую муху» («Хирургия»), «Он никогда, даже в молодые студенческие годы, не производил впечатление здорового. Всегда он был бледен, худ, подвержен простуде, мало ел, дурно спал. От одной рюмки вина у него кружилась голова и делалась истерика» («Палата № 6»), «У него на шее небольшая опухоль, которая мешает ему носить жёсткие крахмальные воротнички» («Палата № 6»), «Грудь паралитическая, плоская. Шея до того длинна и худа, что видны не только venaejugulares (яремные вены), но даже arteriaecarotides (сонные артерии). Musculisterno-cleido-mastoidei (мышцы грудно-ключично-сосковые) едва заметны... Констатирую anaemia и atrophiamusculorum (малокровие и истощение мышц) («И то и сё»);
4) Обращение к медицинской тематике, реализуемой посредством латыни и фармацевтической терминологии, становится важнейшим приёмом поэтики смешного в рассказах Чехова. С помощью терминов писатель изображает обыденные предметы, явления, ситуации, вследствие чего и возникает комический эффект, очень часто граничащий с сатирическим: «Тем же недостатком страдает и mater feminae — тёща (из разряда mammalia) млекопитающих» («Два романа»), «Нужно вообще заметить, что вид начальства раздражает вазомоторный центр и nervus oculomotorius» («Новая болезнь и старое лекарство»), «Благодаря её болтливости я страдаю гиперестезией правого слухового нерва...» («Два романа»), «Две замоскворецкие купчихи съедят от скуки один пуд гречневой крупы и заболеют (средства излечения: Ol. Ricini, 300,0 pro dosi, Nux vomica и диета)», «Второй день праздника. Изжога, икота, отрыжка. (Средства излечения: magnesia alba, ol. Ricini, диета)» («Примечания к календарю»);
5) Иногда медицинские термины служат своего рода эвфемизмами, позволяющими избежать употребления некоторых «неприличных» слов: coitus, in recto, rectum;
6) Латинские термины в рассказах писателя становятся выразительным средством языка, и их использование обнаруживает субъективно-образное мировидение художника.
Таким образом, медицинские термины в творчестве Антона Павловича Чехова представляют собой сравнительно чёткую тематическую группу. Их употребление — показатель индивидуальной манеры писателя, и определяется идейным содержанием произведений. Образное же использование профессионально-терминологической лексики всегда придаёт повествованию особую выразительность и оригинальность.
По материалам статьи Ремпель Е.А.
Источники: