Экспозиция одной из комнат последней квартиры А.С. Пушкина на Набережной Мойки, 12, знакомит нас с семьёй, родными, близкими и друзьями Пушкина. Здесь отражено всё, что волновало поэта в последние его месяцы. Мы видим здесь автографы его последних стихотворений, проникнутых сумрачными, элегическими настроениями.

Перед нами прекрасный прижизненный портрет Пушкина, нарисованный в 1837 году английским художником Райтом. Это уже не тот Пушкин, которого мы привыкли видеть на известных портретах Тропинина, Кипренского, Соколова.

«Обратите внимание… — писал художник И.Е. Репин по поводу этого портрета, — что в наружности Пушкина отметил англичанин! Голова общественного деятеля, лоб мыслителя. Виден государственный ум…»

Пушкин здесь в окружении самых близких ему людей: отца, матери, сестры Ольги, брата Льва, жены и детей. Дети были ещё совсем маленькими, когда умер Пушкин: старшей Марии было четыре с половиной года, Александру — три с половиной, Григорию — около двух лет, Наталье — восемь месяцев.

Пушкин, шутя, называл их по старшинству:

Машка, Сашка,

Гришка, Наташка.

В экспозиции перед нами портреты всех четырёх детей Пушкина, нарисованные в 1844 году неизвестным художником в альбоме Н.Н. Пушкиной.

В небольшом бюро, под стеклом, в этой комнате хранятся лично принадлежавшие Наталье Николаевне Пушкиной вещи: искусно вышитые ею, бисером, шкатулка и кошелёк, портбукет для цветов. Рядом принадлежавшие сестре Пушкина, Ольге Сергеевне, коробочка, флакон для духов, вазочка…

Не сохранился, к сожалению, портрет няни Пушкина, «подруги дней моих суровых», Арины Родионовны. Представление о ней даёт лишь небольшой барельеф из слоновой кости, работы Серякова, принадлежавший Горькому и подаренный им Пушкинскому дому Академии наук.

Крепостная Ганнибалов, Арина Родионовна, нянчила поэта с пелёнок. Она получила в 1799 году вольную, но предпочла остаться у Пушкиных и вынянчила троих детей. Обладая даром талантливой сказочницы с богатой фантазией и блестящей памятью, она рассказывала своему питомцу сказки, пела песни, вводила в чарующий мир русского фольклора.

Последние свои годы Арина Родионовна жила у сестры Пушкина, Ольги Сергеевны, и скончалась 31 июля 1828 года, в Петербурге.

Узнав о смерти няни Пушкина, его близкий друг, поэт Языков, писал:

Я отыщу тот крест смиренный,

Под коим, меж чужих гробов,

Твой прах улёгся, изнуренный

Трудом и бременем годов.

Ты не умрёшь в воспоминаньях

О светлой юности моей

И в поучительных преданьях

Про жизнь поэтов наших дней.

Могилу Арины Родионовны, к сожалению, разыскать не удалось. Неизвестно место, где покоится её прах, и неизвестно даже кладбище, на котором она была похоронена.

С детских лет мы хорошо знаем няню Пушкина, Арину Родионовну, знаем, какое место она занимала в его жизни и творчестве, — о ней существует целая литература. Но о верном дядьке и камердинере Пушкина, болдинском крепостном Никите Тимофеевиче Козлове знают меньше. Между тем это был исключительно верный и преданный Пушкину человек, его друг, и он заслуживает такого же внимания, как и няня.

Вместе с ней Козлов заботливо растил Пушкина, был свидетелем и участником его детских игр и юношеских затей. Это был верный слуга, человек, бесспорно, выдающийся среди дворовых людей Пушкина. Никита Тимофеевич был очевидцем выступления декабристов на Сенатской площади. Он разделил с Пушкиным его кишинёвскую ссылку, обычно перевозил его книги и отказался дать подосланному шпиону прочесть пушкинские стихи, несмотря на то, что тот сулил ему за это большие деньги. Никита Тимофеевич ездил с Пушкиным в Болдино и, видимо, жил у него в Москве перед его женитьбой. Он даже заразился творческим вдохновением своего великого питомца: сочинил из народных сказок нечто вроде баллады о Соловье-разбойнике, богатыре Еруслане Лазаревиче и царевне Милитрисе Кирбитьевне.

Приятель Пушкина, В.С. Голицын, приводит в письме к поэту такой диалог:

Голицын. Никитушка! Скажи, где Пушкин, царь-поэт?

Никита. Давным-давно, сударь, его уж дома нет. Не усидит никак приятель ваш на месте, то к дяде на поклон, то полетит к невесте.

Голицын. А скоро ль женится твой мудрый господин?

Никита. Осталось месяц лишь гулять ему один.

27 января 1837 года Никита Тимофеевич принял из кареты смертельно раненного на дуэли поэта, внёс на своих руках в дом, присутствовал при его кончине, вместе с А.И. Тургеневым проводил в Святогорский монастырь и хоронил тело поэта.

И.И. Панаев рассказывает в своих воспоминаниях, что, когда, вместе с А.А. Краевским, он занимался, в феврале 1837 года, разборкой книг в кабинете Пушкина, на пороге появился высокий седой человек. Это был Никита Тимофеевич Козлов.

Вздыхая и покачивая головой, он тихо сказал:

— Не думал я, чтоб мне, старику, пришлось отвозить тело Александра Сергеевича! Я помню, как он родился, я на руках его нашивал…

И он стал рассказывать, как перевозили и хоронили тело Пушкина. За год перед этим он вместе с Пушкиным отвозил в Михайловское тело матери поэта.

Таков был этот верный до гроба спутник поэта…

… Перед нами в экспозиции портреты самых близких в ту пору друзей Пушкина: Жуковского, художника Брюллова, Нащокина с женой, Соболевского, поэта Одоевского.

С Брюлловым Пушкин особенно сблизился в свои последние месяцы. Художник и поэт одинаково остро ощущали гнёт самодержавия.

27 января 1837 года Брюллов должен был писать портрет Пушкина, но в этот день состоялась дуэль, и Брюллов не мог себе простить, что не сделал этого раньше…

На стенах — автографы последних стихотворений Пушкина. Рядом со стихотворением «Вновь я посетил…» виды Михайловского и автограф написанного 14 августа 1836 года стихотворения:

Когда за городом, задумчив, я брожу

И на публичное кладбище захожу,

Решётки, столбики, нарядные гробницы,

Под коими гниют все мертвецы столицы,

В болоте кое-как стеснённые рядком,

Как гости жадные за нищенским столом…

………..

Но как же любо мне

Осеннею порой, в вечерней тишине,

В деревне посещать кладбище родовое,

Где дремлют мёртвые в торжественном покое.

Там неукрашенным могилам есть простор;

К ним ночью тёмною не лезет бедный вор;

Близ камней вековых, покрытых жёлтым мохом,

Проходит селянин с молитвой и со вздохом;

На место праздных урн и мелких пирамид,

Безносых гениев, растрёпанных харит

Стоит широко дуб над важными гробами,

Колеблясь и шумя…

Такими же элегическими, исполненными глубокого раздумья настроениями пронизаны и другие, написанные в июне и июле 1836 года стихотворения Пушкина.

Стихотворение «Мирская власть» было вызвано появлением картины К.П. Брюллова «Распятие», написанной художником для петербургской лютеранской церкви. Картина имела большой успех, и для охраны её поставили двух часовых.

— Карл, ты кистью бога хвалишь! — сказал ему Пушкин и написал «Мирскую власть»:

… У подножия теперь креста честнаго,

Как будто у крыльца правителя градскаго,

Мы зрим — поставлено на место жён святых

В ружьё и кивер два грозных часовых.

К чему, скажите мне, хранительная стража? — 

………

Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила

Того, чья казнь весь род Адамов искупила,

И, чтоб не потеснить гуляющих господ,

Пускать не велено сюда простой народ?

Настроения Пушкина в ту пору отражает и написанное 22 июля стихотворение «Отцы-пустынники и жёны непорочны…». В том же июле им были написаны строки:

Напрасно я бегу к сионским высотам,

Грех алчный гонится за мною по пятам…

Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий,

Голодный лев следит оленя бег пахучий.

В экспозиции находится автограф написанного 21 августа 1836 года стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»

Фрагмент из главы XIII — «Семья и друзья»,

«Набережная Мойки, 12. Последняя квартира А.С. Пушкина», А. Гессен, М., 1960 г.