«Наступил Новый год. Крабат, сорбский мальчик лет четырнадцати, сговорился ещё с двумя такими же нищими мальчишками пойти колядовать по деревням — нарядиться волхвами и распевать во дворах рождественские песни. Не устрашил их и указ Его милости курфюрста Саксонского, карающий бродяг и попрошаек. Да ведь судьи и другие чиновники тоже не принимали этот указ чересчур уж всерьёз.

И вот три волхва, водрузив на голову венцы из соломы, бредут от деревни к деревне. Один из них, маленький весёлый Лобош, изображает мавра. С утра старательно вымажет сажей лицо и руки и весь день с гордым видом несёт впереди прибитую к палке вифлеемскую звезду. Подходя к подворью, они на ходу перестраиваются, Лобош теперь в середине. И возносятся к небу чистые звонкие голоса. Правда, Крабат только губами шевелит — у него ломается голос. Зато друзья его стараются вовсю.

Многие крестьяне закололи под Новый год свинью, а потому и угощение волхвам подносят царское — колбаса, сало. А то и яблоки перепадают, чернослив, орехи. Пореже — медовые лепёшки, анисовые пряники, печенье с корицей.

— А здорово Новый год начался! — говорит Лобош на третий день к вечеру. — Вот бы и дальше так!

— Да, не плохо бы! — вздыхают оба волхва.

Ночь провели на сеновале возле кузни. Тут-то Крабату и приснился впервые тот таинственный сон.

...Длинная жердь — вроде насеста. На ней одиннадцать воронов. Пристально смотрят они на Крабата. А на самом конце жерди — свободное место. И вдруг голос. Он долетает издалека, будто гонимый ветром: «Крабат!.. Крабат!.. Крабат!..» У Крабата нет сил отозваться. Голос приказывает: «Иди в Шварцкольм на мельницу! Не пожалеешь!» Вороны взмывают ввысь. Каркают: «Повинуйся Мастеру... Повинуйся!..»

Крабат просыпается: «И что только не приснится!» Он поворачивается на другой бок.

Днём они бредут дальше. Вспомнив про воронов, Крабат улыбается.

Но и на следующую ночь сон повторился. Опять звал его голос, опять каркали вороны: «Повинуйся!»

Тут уж не до смеха.

Утром Крабат спросил хозяина дома, знает ли тот деревню Шварцкольм. Крестьянин задумался:

— Шварцкольм?.. Шварцкольм... Кажется, слышал. Ах, да! На дороге к Ляйпе. У самого Хойерсвердского леса стоит.

Волхвы переночевали в Грос-Парвитце. И опять здесь приснился Крабату тот же сон — вороны и чудной, плывущий по воздуху голос — всё, как в первый раз.

Тут уж он решился.

На рассвете, оставив спящих спутников, выскользнул из сарая. У ворот попросил какую-то девушку, спешившую с вёдрами к колодцу, передать им привет и сказать, что он уходит.

И вот Крабат шагает один от деревни к деревне. Ветер швыряет ему в лицо пригоршни снежной крупы. На каждом шагу приходится останавливаться, протирать глаза. Как назло, в Хойерсвердском лесу сбился с пути. Часа два ушло, чтобы отыскать дорогу. Лишь под вечер дошёл до деревни.

Деревня как деревня: дома и сараи по обе стороны улицы, сугробы, дым над крышами. Из хлевов доносится глухое блеяние и мычание. На льду небольшого пруда смех и веселье — дети носятся на коньках.

Крабат озирается, ищет вдали мельницу. Её не видно. Старик с вязанкой хвороста на вопрос Крабата отвечает:

— Тут, в деревне, мельницы нет.

— А по соседству?

— А-а, может, ты про ту... — Старик тычет пальцем через плечо. — Там, подальше, в Козельбрухе, у Чёрной воды, есть одна, да только вот... — Старик умолкает, испугавшись, что сказал лишнее.

Крабат благодарит и идёт туда, куда показал старик. Вдруг кто-то трогает его за рукав. Он оборачивается, всё тот же старик с хворостом.

— Ты что? — удивляется Крабат.

Старик подходит ещё ближе, испуганно шепчет:

— Слышь, парень, обойди-ка ты лучше стороной Козельбрух и мельницу у Чёрной воды. Там нечисто...

Одно мгновение Крабат колеблется. Стоит в нерешительности и смотрит на старика. Потом идёт дальше, выходит из деревни в поле.

Темнеет. Только бы не сбиться с пути, не потерять тропинку. Его познабливает. Оглянувшись, он видит, как в деревне один за другим зажигаются огни.

Может, назад повернуть?

— Да ну! Что я, маленький, что ли? — бормочет он и поднимает воротник.

Он бредёт по лесу, как в тумане. Нежданно-негаданно выходит на поляну. И тут, разорвав облака, выглядывает луна. Всё освещается холодным серебристым светом.

Крабат видит мельницу.

Притаившись в снегу, стоит она мрачная и угрюмая, словно огромный злой зверь в ожидании добычи.

«Никто ведь не заставляет меня идти!..»

Собрав всё свое мужество и обозвав себя трусом, Крабат подходит ближе. Решительно направляется к двери, толкает её. Дверь заперта. Стучит раз, другой... Ни звука — ни лая собак, ни скрипа ступенек, ни позвякивания ключей.

Он стучит снова. Стучит так, что кулакам больно. Но по-прежнему тихо на мельнице. Он пробует нажать ручку. И тут... дверь поддаётся.

Он входит в сени. Мрак и тишина. Но где-то в глубине чуть брезжит свет. Слабое мерцание...

Где свет, там и люди.

Он идёт на свет, вытянув вперёд руки, на ощупь. Свет пробивается сквозь узкую щель приоткрытой двери. Подкравшись на цыпочках, он пытается разглядеть в щёлку, что там, за дверью.

Полутёмная каморка, освещённая лишь пламенем свечи. Свеча красная. Она примостилась на черепе, лежащем на столе посреди комнаты. За столом какой-то человек в чёрном. Огромный, широкоплечий, лицо бледное как мел. На левом глазу чёрная повязка. Перед ним на столе толстая книга в кожаном переплёте, на цепи. Человек читает.

Вдруг он поднимает голову, пристально смотрит в сторону двери, словно заметил Крабата. Его взгляд пронизывает Крабата, глаза у того начинают слезиться. Всё словно подёрнулось пеленой.

Крабат протирает глаза. И вдруг он чувствует на своём плече ледяную руку. Холод проникает сквозь куртку и рубашку. Хриплый голос произносит по-сорбски:

— А вот и ты! Наконец-то!

Крабат вздрагивает — голос ему знаком. Обернувшись, он видит человека с чёрной повязкой на глазу.

Как он здесь очутился? Не сквозь дверь же прошёл?

В руках у человека свеча. Он поднимает её, молча осматривает Крабата, медленно цедит:

— Я здесь хозяин. Мастер. Мне нужен ученик. Могу взять тебя. Хочешь?

— Хочу! — отвечает Крабат и не узнаёт своего голоса, он кажется ему чужим, незнакомым.

— Чему тебя учить? Молоть зерно или ещё чему другому? — допытывается Мастер.

— Другому тоже.

— Ну что ж, по рукам! — Мельник протягивает ледяную руку. Левую.

Как только они ударили по рукам, раздался глухой грохот. Пол покачнулся, стены задрожали, балки и косяки содрогнулись. Шум шёл будто из-под земли.

Крабат вскрикнул, метнулся. Прочь, прочь отсюда!..

Но Мастер преградил ему путь.

— Мельница! — крикнул он, сложив рупором руки. — Мельница заработала!..«

Свою лучшую книгу «Крабат, или Легенды старой мельницы», намного превосходящую по художественным достоинствам, по глубине и многогранности содержания всё остальное, написанное им, немецкий писатель Отфрид Пройслер создал по легендам лужицких сербов (или сорбов) — небольшой славянской народности, проживающей на территории Восточной Германии по берегам реки Шпрее. Издавна рассказывали здесь предания о юноше Крабате, победившем Чёрного Мельника, колдуна и чернокнижника, и освободившем народ от его злого могущества.

Пройслер, однако, даёт в своей книге совсем новую интерпретацию этой темы. Он рассказывает старинную легенду в интонации реалистической повести о судьбе мальчика-сироты, жившего в определённую историческую эпоху (в конце XVII века), в то же время сохраняя её фантастический и углубляя психологический план. Чёрной магии он противопоставляет любовь — другое «волшебство», идущее «из глубины любящего сердца», могуществу зла — преданность, непреклонность и действенную помощь. И, главное, он вносит в свою повесть острое современное звучание. Но если, к примеру, в сказке «О гномах и сиротке Марысе» Марии Конопницкой действие и в самом деле происходит в старину и актуальность образов свидетельствует о художественной прозорливости поэтессы, то у Пройслера, наоборот, «старина» — художественный приём для широкого образного обобщения современных актуальных проблем.

И вот перед читателями голодный, бездомный сирота, побирающийся по деревням под Рождество — сорбский мальчик Крабат... Откликнувшись на неведомый зов, пришедший во сне, Крабат явился на мельницу, освоил мукомольное дело и стал опытным подмастерьем. Но книга не об этом. Книга как раз о том, что крыша над головой, сытный обед и даже волшебное облегчение тяжёлого физического труда могут, наоборот, стать средством полного духовного закабаления. Книга о том, способен ли человек противостоять этому закабалению, этой атмосфере обречённости любого протеста.

"... Крабат трёт глаза, зевает, оглядывается. Где парни? Одеяла откинуты, простыни скомканы. На полу — куртка, в углу — шапка, шарф, пояс... Он ясно видит всё это в свете красного пламени, врывающегося в слуховое окно...

Может, и вправду горит мельница?

Крабат бросается к окну, распахивает его, высовывается. Он видит тяжело нагруженную повозку, стоящую во дворе мельницы. Брезентовый верх её почернел от дождя. В повозку впряжена шестёрка коней. На козлах человек с высоко поднятым воротником, шляпа надвинута на лоб. Весь в чёрном, только петушиное перо на шляпе светится красным светом. Словно пламя, развевается оно на ветру, то взметнётся, то почти затухает. Свет его озаряет мельницу.

Подмастерья снуют между повозкой и домом, сгружают мешки, тащат их к мельнице, возвращаются за новыми. И всё это молча, в лихорадочной спешке. Ни окрика, ни ругани, лишь прерывистое дыхание грузчиков да время от времени возница щёлкнет кнутом над их головами. И тут будто порыв ветра подхватывает ребят, они начинают носиться с двойным усердием. Старается и сам Мастер. В обычное время он и пальцем не шевельнёт на мельнице, а теперь надрывается вместе с подмастерьями.

И вдруг он исчез во тьме. Нет, не передохнуть пошёл, как подумал было Крабат, бросился к пруду, отвалил подпорки, открыл шлюзы.

Вода хлынула в лоток, со скрипом тронулось колесо, резво завертелось. Сейчас должны вступить жернова. Но заработал лишь один постав. Грохот его незнаком Крабату, он исходит из дальнего угла мельницы.

Грохот усиливается, к нему добавился шум и треск дробилки. Всё слилось в глухое завывание.

Крабату вспомнился мёртвый жёрнов. По спине побежали мурашки.

Между тем работа во дворе продолжалась. Вот уже повозка разгружена. Наступил перерыв, но ненадолго. Сутолока возобновилась. Теперь мешки тащили к повозке. То, что в них было раньше, возвращалось перемолотым.

Крабат попытался пересчитать мешки, но его одолел сон. Однако с первым криком петуха он проснулся, теперь уже от стука колёс. Незнакомец в повозке, нахлёстывая коней, правил к лесу. И странное дело, тяжело гружённая повозка летела по лугам, не оставляя следа на мокрой траве...«

Кто же такой таинственный Незнакомец с полыхающим в ночи петушиным пером, которого сам Мастер величает Господином и которого он явно боится?.. Это персонифицированная фигура мирового Зла, высший представитель ада, а может быть, и сам его владыка. А Мастер и страшная мельница у Чёрной воды — лишь один из его «филиалов» на земле. Здесь процветает Власть Зла, стремящаяся заставить каждого подавить в себе всё доброе из страха за свою жизнь — и любовь, и доверие к ближнему, и сочувствие к чужой беде, — а вместо этого насадить властолюбие, слежку, доносы, предательство. Придёт время, когда Мастер предложит управление своим «филиалом» Крабату, решит передать ему эстафету зла. Но Крабат откажется. И мельница, оплот чернокнижия, рухнет — доброе начало в человеке победит Тьму.

Но пока она не рухнула, Мастер творит зло не только на мельнице, а, разъезжая по стране, сеет его повсюду. Злая сила направлена против мира, на поддержку войны: Мастер выступает в роли советника Августа, курфюрста Саксонского, убеждая его продолжать войну со шведами.

«... Вы ведь должны знать, юнкер, что ваш господин вот уже больше месяца пытается убедить Его светлость в том, что его советники, призывающие к миру со шведами, просто ослы, и что всех их надо гнать в шею!..

Всё равно — победа или поражение, лишь бы война!..»

И тут в фантастическое повествование вступает сатирическая антимилитаристская тема. Сцена во дворце курфюрста, где полковники и другие офицеры кричат: «Лишь бы война!..», и глава «Военный оркестр», где подмастерья издеваются над пустоголовыми вербовщиками, созвучны по карикатурной манере письма с изображением солдафонов у писателя Джеймса Крюса («Баллада о рыцаре Зеленжуте», «Ландскнехт во Фландрии»).

А ну, скажите, дети,

Слыхал ли кто-нибудь,

Что рыцарь жил на свете

По кличке Зеленжуть?

Кто на него вполглаза

Осмелился взглянуть,

На землю падал сразу:

«Как жуток Зеленжуть!»

И всех смятенье брало,

И всех кидало в страх:

Пылал и сквозь забрало

Огонь в его очах.

С куриными мозгами,

Зато силён как бык,

Победой над врагами

Он хвастаться привык.

Во власти этой страсти

Искал он вечно драк,

Но быстротечно счастье

Задир и забияк.

И раз под синим небом

Он пал, пронзённый в грудь.

Ах, был он или не был,

Тот рыцарь Зеленжуть?..

... В сказке «Крабат, или Легенды старой мельницы» Мастер сознательно работает над воспитанием двенадцати подмастерьев «в духе зла». Да, их всегда должно быть ровно двенадцать. Это сверхсовершенное число, с которым связаны понятия пространства и времени (неспроста за один год на мельнице подмастерья физически взрослеют на три года), это символ «философского камня», законченности и Божественного Круга, вращающего Вселенную. Чёрный антипод Великого Круга — мельничное колесо. Чёртово колесо...

Чему учат в тайной школе чернокнижия? Злому волшебству, дающему власть над людьми и стихиями. «Это искусство высушить колодец... Так, чтобы уже на другой день в нём не было ни капли воды... Сперва запасись четырьмя высушенными на печи берёзовыми кольями. Каждый в три с половиной пяди длиной, в большой палец толщиной. Расщепи один конец на три части и заостри каждую. В полночь огороди колодец кольями. Отсчитай во все стороны света по семь шагов от середины колодца и всади каждый кол в землю. Проделай всё это молча, трижды обойди колодец и произнеси, что здесь написано...» У Крабата не получается повторить первое преподанное ему заклинание, и Мастер говорит ему: «В следующий раз обращай внимание на слова, а не на голос». Но — в этом ли дело?.. Одарённый многими способностями Крабат был внимателен, это его внутренняя чистота оказала первое сопротивление проникающей через заклинание тьме.

Мастер сознательно провоцирует Крабата, предлагая ему лично «как следует наказать» собрата-подмастерье Юро, выместить на нём свою боль от наказания, полученного за неверно выполненный приказ Мастера. Но Крабат не поддаётся на это. Он чувствует, что внутренняя перемена, которая последует за подобным действием, станет необратимой. Так и другой подмастерье, Михал, когда его терзал Мастер, не захотел отомстить доносчику Лышко.

В отказе от цепной реакции зла — сопротивление злу.

Однажды вечером подмастерья узнают, что когда-то Мастер погубил своего лучшего друга Ирко: в период войны между двумя государствами они служили чародеями-советниками у противоборствующих сторон. Вот она, вершина зла!.. Причём Мастер утверждал, что в его положении так поступил бы каждый. Волшебство на сей раз заключается в том, что, создав иллюзию прошлого, он ставит (в буквальном смысле) на своё место Крабата, чтобы доказать это. На месте Ирко — тот же подмастерье Юро. Мастер снова ошибся: Крабат сумел оказать сопротивление, казалось бы, в безвыходной ситуации — не выстрелил в друга, оставив его в живых. Получается, что всё тогда зависело от одного только личного выбора...

В этой истории ещё раз находит своё выражение главная мысль книги: человек, сохранивший лучшие человеческие качества, в том числе и преданность дружбе, способен противостоять кажущемуся всесилию Зла. Хотя иной раз это и стоит ему жизни, как подмастерьям Тонде и Михалу. Мысль эта была и в книге Джеймса Крюса «Тим Талер, или Проданный смех», но в «Крабате» расплата за право остаться человеком более жестока и беспощадна.

Власть Мастера над двенадцатью мельничными подмастерьями безмерно велика. Она распространяется даже на сны. Мастер может превращать подмастерьев в воронов, сам превращается в лису, в кота, в филина, в петуха, в старика или старуху — да в кого угодно, чтобы следить за каждым постоянно и повсюду. Мастер владеет тёмным умением водить по кругу, и заколдованный этот круг возвращает на мельницу любого, кто хочет вырваться и уйти.

«... — Уйти? — на мгновение Юро перестал глупо ухмыляться. Лицо его выражало теперь горечь и усталость. — Попробуй-ка, Крабат уйти отсюда!..»

Но и в этих условиях полного подавления личности люди ведут себя по-разному: старший подмастерье Тонда помогает изнемогающему ученику Крабату, берёт на себя все его трудности, и остальные подмастерья этому сочувствуют. Только доносчик Лышко усмехается, и — читателю это ясно — обязательно сообщит Мастеру. А Юро, ловко прикидываясь дурачком, обливает Лышко свиными помоями.

В какой мере удаётся каждому из них не подчиниться, остаться самим собой, внутренне противостоять покоряющей власти Зла? Именно так стоит вопрос в этой книге.

В какой мере может человек сохранить свою личность, не поддаться тотальному психологическому порабощению? Тот, кто сохраняет внутреннюю самостоятельность, не входит душой до конца в Тайное Братство Зла, сохраняет сострадание, как Тонда, тот, кто хочет передать другому свой горький жизненный опыт и попытку сопротивления, рискует головой. Мастер физически уничтожает его, чтобы сохранить власть над иными душами.

Добрые гномы в сказке Марии Конопницкой «О гномах и сиротке Марысе» облегчали работу крестьянину Петру Скарбеку и его детям, чтобы помочь им. В «Крабате» облегчение тяжкого физического труда с помощью колдовства — верный приём порабощения. Но Тонда пользуется колдовством, чтобы и вправду помочь Крабату, за что и наказан Мастером смертью. Употреблять тайное знание на благо людям, им в помощь на мельнице строго запрещено. И только Юро, безобидному «дурачку» Юро удаётся это делать, используя хитрость.

Следующий кандидат на пустошь с холмиками и крестами — Михал, заменивший Тонду на посту старшего подмастерья. Он вступается за нового ученика — рыжего Витко, и Лышко доносит Мастеру. Михал помогает Витко, как Тонда — Крабату, а значит, употребляет волшебство на доброе дело. Такого Мастер на мельнице не терпит. Новогодняя ночь — традиционная ночь расправы над непокорными. Полночный час — час чьей-то смерти. Страх вновь поселяется под крышей мельницы и сковывает сердца и волю остальных подмастерьев. Все покорно принимают новенького, которого Мастер не заставляет долго дожидаться: в округе хватает нищих беспризорников, ищущих убежища от голода и холода...

Безнаказанно направлять волшебство на добро получается только у Юро, ведь в нём все окружающие привыкли видеть безобидного «деревенского дурачка». Во время уборки в комнате Мастера Юро открывает Корактор — книгу заклинаний, скованную заговорённой цепью. Самостоятельно изучая магию, Юро лечит раны Крабата, тайно посылает снег на крестьянские поля, чтобы не погиб урожай, ставит на место злобного Лышко.

Крестьяне вначале просят о милосердии самого Мастера, хозяина мельницы. Они молят его сжалиться и послать снегопад во имя сбережения урожая для всей деревни, однако Мастер грубо им отказывает, а Лышко даже травит их псами (эта иллюзия — его злое колдовство). И Мастер при подмастерьях хвалит Лышко: «Молодец, хорошо придумано!» Здесь уже тема Добра и Зла раскрывается более широко — это злое или доброе отношение к народу, к его бедам и нуждам. Крабату — ученику школы чернокнижия! — жаль крестьян, от души жаль старосту и его спутников, а ведь именно чувство жалости прежде всего старается вытравить Мастер у своих подмастерьев.

И первый сон Крабата о невозможности побега, о безвыходности тоже, как видно, насылает Юро. В этом сне он подсказывает Крабату, проверяя его: «Что не удалось одному, может, ещё получится, если взяться вдвоём. Давай попробуем вместе». Однако, прежде чем полностью довериться Крабату, Юро убеждается в его способности испытывать сочувствие, заступаться, искренне предлагать помощь, и тот выдерживает проверку: превращается вместо Юро в вороного коня, которого, по заданию Мастера, надо продать на деревенской ярмарке, оставив себе уздечку. Попытка обмануть Мастера провалилась, Мастер жестоко наказывает Крабата за добрый поступок, чуть не загнав его в образе коня до смерти, однако эстафета добра не прерывается: взрослый Крабат, в свою очередь, будет помогать новому ученику Лобошу.

В этой повести-сказке многое построено на сказочных троекратных повторениях. Трижды повторяется гибель одного из подмастерьев под Новый год, трижды повторяется сцена с одиннадцатью обсыпанными мукой «призраками» у постели новичка. Повторяется день в каморке с липкой мучной пылью, которую обязательно нужно вымести новенькому. Повторяется ритуал приёма в подмастерья и сцена приезда Незнакомца с петушиным пером, а также сцена у костра в пасхальную ночь и многое другое. Но повторы эти не точные, а с вариациями, в них есть движение, развитие. И движение это — не по кругу, а в развитии есть предчувствие благих перемен. Эти же повторы одновременно и вехи на путях реальной жизни, и на путях эстафеты добра.

Таким образом, эта сказка не только по своим фантастическим мотивам, но и по своей композиции, и по своему счастливому финалу — о победе Добра над Злом. И в то же время это реалистическая повесть о мальчике-сироте, вынужденном ходить от дома к дому с протянутой рукой, о подневольном труде на мельнице, о закрепощении не только физическом, но и духовном, о реальных людях с различными характерами и различным поведением в одинаковой ситуации. Но и это не всё. У этой фантастической и в то же время реалистической повести есть и ещё один план, делающий её актуальной сегодня, в двадцать первом веке: противоборство всеподчиняющей власти Зла, внутренний отпор ей всех тех, кто сочувствует и помогает другим даже под страхом смерти.

«А разве помогать запрещено? — спрашивает Лобош Крабата. — А что тебе будет, если кто узнает?» — «Не думай об этом, — отвечает Крабат... — Когда-нибудь я расскажу тебе о моих друзьях — о Тонде и о Михале. Обоих уже нет. Если ты меня выслушаешь, это и будет благодарность».

На самом деле Крабат хочет лишь одного: передать Лобошу эстафету добра.

... В 2021 году «Крабату» в изложении Отфрида Пройслера исполняется 50 лет. Эта повесть-сказка художественно закончена и не является лишь внешней оболочкой, маской своего тайного смысла. Целая цепь глубоких ассоциаций делает её фантастической параллелью эпохи фашизма, власти Гитлера и тоталитаризма вообще. Тем отраднее для нас широкий оптимистический вывод о возможностях человека, пусть и не с первой попытки, а ценой опыта многих погибших, освободить себя и других от его мёртвой хватки, вывод о том, что эстафета добра и сопротивления злу, спроецированному на душу человека, приводит к счастливому финалу.

Старинный закон народной сказки — «добро побеждает зло» — мог бы послужить эпиграфом к истории Крабата. Давайте же, друзья, и мы, вместе с героем сказки и её автором Отфридом Пройслером, будем передавать от одного к другому эстафету добра!

(Рекомендую к просмотру х\ф «Крабат. Ученик колдуна», 2009 г. и мультфильм «Крабат — ученик колдуна», 1977 г., ЧССР-ФРГ.)

Маргарита Серебрянская,

председатель Общественного Союза «Совесть»

Источники:

Сборник сказок «О гномах и сиротке Марысе. Крабат. Мой прадедушка, герои и я», вступительная статья А. Исаевой, М., изд-во «Правда», 1988 г.

https://booksonline.com.ua/view.php?book=129876