Двадцатилетний  клерк адвоката Дюконсея в свободное время занимался странным делом. Он с увлечением расписывал потолок в особняке своего богатого дядюшки Эмиля Жерара. Снисходительный дядюшка посмеивался, посматривая на заляпанного краской юношу. Не пугал его и тёмно-синий потолок с густо-красными охристыми пятнами.

Племянник, сын любимой сестры, тайком от отца занимался живописью. Если бы знал честный торговец зерном Эмиль Ипполит Анри Матисс, что в конторе сын его Анри заполняет превосходные листы гербовой бумаги не сухими судебными определениями, а баснями Лафонтена!.. К счастью, судья, к которому поступали эти бумаги, подписывал их, не глядя.

Отец ещё долго оставался в счастливом неведении. Зато мать поощряла живописные занятия  своего Анри и даже купила ему в подарок этюдник.

Первой студией Анри Матисса была Школа Кантен Латура. Учили там композиции узоров для вышивок. Но можно было рисовать и с гипсовых слепков. Каждое утро с семи до восьми, до начала работы в адвокатской конторе упорный юноша рисовал античные гипсы. Шло последнее десятилетие XIX века.

Целых десять лет Анри Матисс беспрерывно учился. Менялись школы, студии, учителя, менялись авторитеты и пристрастия. Подготовительная мастерская Академии Жюлиана. Вечерние курсы Школы декоративных искусств, Школы изящных искусств. И параллельно чуть ли не ежедневно посещения Лувра, где Матисс делал копии с картин старых мастеров.  Сколькими современными ему художниками и живописными направлениями он «переболел»! Дерен, Синьяк, Сезанн… Фовизм. Пуантилизм. Импрессионизм. И одновременно Анри искал свою манеру, формировал свой собственный взгляд на мир, на живопись.

Просто удивительно, как целенаправленно он «выбирал» из всего виденного и прочувствованного именно то, что выводило его на ту единственную дорогу, по которой он шёл всю жизнь и пришёл к воплощению своего гения. Он смотрит на картины Сера  и думает о «взаимодействии цветов». У Гогена находит мысль о «чистом цвете». Изучая живопись Сезанна, говорит: «Я нашёл, что солнце нельзя изобразить и можно только представить». У Ренуара он находит идеи локального цвета. В 1898-м году он специально едет в Лондон, чтобы увидеть «цветовое построение» картин великого Тёрнера. «У меня всегда была страсть к цветам радуги», — говорил Матисс.

В непрерывном учении формируется незаурядный художник. Но картины почти не покупаются.

От возмущённого отца поддержки никакой. Трудно прокормить семью. Матисс даже подумывает о том, чтобы бросить живопись. Он приходит к некоему Гастону Бернхейму  — с просьбой взять его рабочим типографии. И тут судьба улыбнулась ему. Братья Гастон и Жосс Бернхеймы, любители живописи и негоцианты, оценили гений художника. И вот уже подписан договор, по которому все картины Анри Матисса вне зависимости от сюжета покупаются по довольно высоким расценкам. Сначала на три года, а потом ещё почти на 15-ть лет.

«Отныне, — шутил Матисс, — я приговорён создавать шедевры!»
Осенью 1911-го года по приглашению известного коллекционера живописи Сергея Щукина Матисс побывал в Москве. Он восхищался древними иконами, его поразила страна: «Какое будущее у этой земли, она так всем богата!»

Матисс остался в России своими картинами, собранными Щукиным, и по сей день украшающими залы музеев. Одна из таких картин, особенно любимая многими посетителями, называется «Красные рыбы». Среди искусствоведов она ценится как вершина цветовых поисков Матисса.

Крупные цветовые пятна, заполняющие плоскость картины, положены словно бы детской, наивной рукой. Художник избегает нюансов, постепенных переходов от одного цветового пятна к другому. Цветом решается всё – и перспектива, и форма предметов, и композиция. Сильный, открытый, насыщенный и яркий цвет создаёт ощущение праздничной, ликующей природы, почти слепит, как солнечный свет, бьющий прямо в глаза.

На картине не вообще сад, не вообще рыбки, а конкретный, именно этот уголок природы, именно в это время, существующий сию минуту. Рама картины кажется  рамой окна, в которое ты видишь живую трепещущую листву, бегущие солнечные блики и  глубокую весомую фиолетовую тень на земле.

Зритель видит локальные цветовые пятна – зелёные листья, красных рыб, фиолетовую тень, а в его восприятии эти крупные пятна дополнительных цветов смешиваются, создавая многослойную  мерцающую гамму. Таково уж свойство человеческого глаза, тонко учтённое художником.

Это неуловимое качество картин Анри Матисса очень точно и образно подметил писатель Луи Арагон: «Матисс пишет фрески на облаках. Они всё время меняют форму, как мысль, и на них забавно смотреть».